Без правил
Шрифт:
проиграл, перед собой и перед всеми. Я попробую стать тебе
другом и помочь мне. Только простишь ли ты меня?
Я был в этом не уверен, совершенно неуверен.
Примечания:
*Перевод:
Объясни же мне
Почему ты хочешь,
Чтобы я жил и умирал
Во лжи.
Глава 11.
Long ago wisemen truly found
That indeed
Our planet is round
And there's no way to run away
The Hardkiss – Stones.*
POV
— Ты готова? — с улыбкой спросил папа.
— Ага, — кивнула я и забралась в машину.
Папа сел на водительское сидение, мотор загудел, я
пристегнулась и спросила:
— Куда едем?
— В Гайд-парк, погуляем. Ты не против? — папа выехал из
ворот дома, и сегодня, на удивление, мы не встали в пробку.
Суббота, все нормальные люди спят до обеда, а нас всех
поднял Луи в десять, заставив завтракать вместе, а затем куда-то
уехал, обещая вернуться к вечеру. У меня неугомонный брат.
— Неа, — улыбнулась я. — И погода сегодня летняя.
— Всё потому что ты дома, — нежно сказал папа.
Я промолчала в ответ на такую фразу. Стать снова друзьями с
Хью было сложно, слишком много времени прошло, были
недосказанность и стена между нами. Но он очень хотел этого,
как и я. И я молилась всем богиням земли, чтобы они помогли
нам.
Через двадцать минут мы уже оставили машину на парковке и
вошли в парк.
— Я и забыла, какой он красивый, — нарушила я молчание.
— Да, верно, — улыбнулся папа. — Только времени не
остаётся, чтобы вот так гулять.
— Много работы? — я старалась поддерживать беседу.
— К сожалению, да. Ты же знаешь, какой рынок сейчас
нестабильный, кризисы и обвалы на бирже, — нахмурившись, ответил он. — Но давай забудем о делах. Расскажи мне, кто такой
Винсент?
— Господи, — скривилась я. — Патриция или Луи?
— Пати, — усмехнулся он.
— Да познакомилась, когда обедали с Гарри, и завтра он
пригласил меня на свидание за город в конный клуб,
принадлежащий его семье в два часа дня, — сообщила я ему.
— Но ему тридцать один? — уточнил отец.
— Ага.
— Хорошо, взрослый мужчина, состоявшаяся личность, —
подытожил он.
Мы продолжили путь в тишине, каждый думая о том, что бы
ещё сказать,
паузы.
— Оливия, ты не против того, что мы с Патрицией решили
узаконить отношения? — неожиданно спросил папа.
— Нет, конечно, — рассмеялась я. — Не понимаю, почему вы
так этого боитесь? Мне она очень нравится, и я её давно знаю…
— Как и Гарри, — перебил он меня, а я сжала губы.
— Ну да, — нехотя ответила я.
— Почему ты тогда бросила меня? — видно, это был самый
важный вопрос для него, внутри меня все процессы замерли, а
голова панически искала подходящий ответ.
— Я не бросила, пап. Я просто переехала к маме, потому что
захотелось узнать, как живут люди за океаном, приключений, —
нашла я самое безобидное объяснение.
— А если быть точнее, то из-за твоего шестнадцатилетия, —
медленно произнёс он, заставив меня остановиться, и спрятать
душу за собой.
— С чего ты взял? — нервно улыбнулась я.
— Луи рассказал всё, что сделал Гарри, — зло ответил он.
Урод! Луи, козёл ты! — закричала я внутри.
— У твоего сына слишком длинный язык, — процедила я и
продолжила движение.
— Если бы я узнал тогда, то убил бы его. А сейчас просто
ненавижу, он же разбил все твои мечты. И мы с Маргарет
считали, что плачешь ты из-за меня и Пати, а оказалось что из-за
этого ублюдка, — ярость в отце клокотала, что я осязала её
кожей.
— Это была шутка, неудачная шутка, да и Луи тут виноват не
меньше. Но я не хочу об этом вспоминать, я забыла, — мне уже
надоело это повторять, надоело лгать и притворяться, что всё
хорошо. Ничего я не забыла! Никогда не прощу его!
— Ты любила его? — допытывался отец.
— Детскую фантазию любила, а не Гарри, — я уже не могла
сдерживать раздражение в голосе.
— Любовь никогда не проходит, она прячется внутри тебя, но
каждый раз вспыхивает с новой силой. Мы с Патрицей влюбились
друг в друга, когда родилась ты. Наши семьи дружили: Малики, Пейны, Хораны, Клэфины, — меня папа удивил таким
откровением, я подняла голову от земли и посмотрела на него.
— Кто такие Клэфины? — спросила я.
— Эта фамилия мужа Патриции и отца Гарри, после смерти
Дэвида она снова стала Стайлс и дала эту же фамилию сыну.
Родители Дэвида, отвернулись от неё, обвиняя в смерти
единственного сына. И она осталась одна, когда тебе было пять,
— продолжил историю папа.