Без Путина. Политические диалоги с Евгением Киселевым
Шрифт:
Я заявил, что правительство берет на себя ответственность за результаты и возможные негативные последствия, пусть у вас за это голова не болит. Я был уверен, что реформа абсолютно необходима, она правильная и сможет решить растущие проблемы дефицита электроэнергии. И на первом этапе мы, считаю, достаточно эффективно продвигались по намеченному плану реформы. Сегодня ее итоги, к сожалению, заметно отличаются от тех, которые мы изначально планировали.
Не вселяют особого оптимизма изменения структуры собственности на генерирующие активы. Есть все основания ожидать, что вместо одной всероссийской госмонополии мы в итоге получим несколько локальных на базе госкомпаний («Газпром», «Интер РАО ЕЭС») и крупнейших потребителей энергии. «Газпрому», например, принадлежит контрольный пакет одной из крупнейших компаний отрасли —
Получается, раньше государство контролировало электроэнергетику напрямую, а теперь собственниками региональных генерирующих компаний стали непрозрачные госкорпорации, которые по-настоящему не заинтересованы в создании конкурентной рыночной среды. Недавно в русском издании Newsweek я столкнулся с такой парадоксальной оценкой: если Анатолий Чубайс разделил РАО «ЕЭС России» на части, то вице-премьер Игорь Сечин, отвечающий в правительстве Путина за энергетику, собирает РАО «ЕЭС России» обратно.
Согласен. Но, как ни парадоксально, проблема нехватки электроэнергии, которая обусловила начало реформы, с началом кризиса отошла на второй план — в результате огромного спада в промышленности дефицита теперь нет. Однако в правительстве не понимают или не хотят понимать, что через некоторое время те же самые проблемы неизбежно вновь встанут в полный рост.
Другая масштабная реформа государственных монополий, которой пришлось заниматься вам, — это реформа железнодорожного трак- спорта. Правду ли говорят, что она была сложнее, чем реформа электроэнергетики?
В некотором смысле да. Хотя бы потому, что глава РАО «ЕЭС России» Анатолий Чубайс был убежденным сторонником реформы вверенной ему отрасли, а министр путей сообщения Николай Аксененко поначалу был столь же убежденным противником реформы железнодорожного транспорта. Он был популярным среди работников отрасли руководителем и при этом очень властным человеком, этаким «царем», сочетавшим в себе, как это часто бывает с людьми такого склада, «крепкими хозяйственниками», глубокое знание отраслевой специфики с крайней консервативностью. Николай Емельянович всячески отказывался от реформирования, но в течение 2001 года мне удалось его убедить, что реформа необходима.
И как же вам удалось сломить сопротивление руководителя самого большого в России министерства, у которого под началом работали едва ли не два миллиона человек?
Просто я сумел доказать ему, что реформа не будет разрушением отрасли, наоборот, она заработает гораздо эффективнее. Главное, я убедил Аксененко в плюсах модернизации и в том, что он может и должен эту реформу возглавить.
Реформа железных дорог действительно была масштабной. Само Министерство путей сообщения предстояло разделить на хозяйствующий субъект — РАО «РЖД» и регулирующий орган — Министерство транспорта. Нужно было создать конкурентную среду во всех сферах: в перевозке грузов, в обслуживании пассажиров, в вагонном хозяйстве, в области ремонта подвижного состава — короче, везде, кроме рельсов. Кроме того, надо было снять с железных дорог колоссальную социальную нагрузку. Ведь по многолетней советской традиции Министерство путей сообщения было государством в государстве — ему принадлежала разветвленная сеть школ, больниц, детских садов и т. п. В ходе реформы все это хозяйство должно было быть отдано местным властям. Для этого требовалось финансирование. Условно говоря, если где-нибудь в Амурской области есть железнодорожная больница, которая переходит в ведение областного управления здравоохранения, требуется серьезный пересчет бюджетных расходов и, соответственно, доходов. В общем, пришлось все это решать.
Но осенью того же 2001 года у Аксененко начались проблемы с правоохранительными органами…
Я как раз хотел вас спросить о судьбе Аксененко. Против него тогда было возбуждено уголовное дело, он вынужден был уйти в отставку, очень глубоко переживал случившееся, тяжело заболел и вскоре умер. В политических кругах мало кто сомневался, что ее истинная причина опалы Аксененко в том, что он был одним из главных альтернативных кандидатов в преемники Ельцина. Ведь в день, когда было объявлено, что Примаков
Пожалуй, да. Почему против него было возбуждено уголовное дело — тут есть много вопросов. Когда стало известно, что ему предъявлены обвинения, я публично выступил в защиту Аксененко.
Вы тогда еще заявили, что он хороший министр и что такие претензии не могут предъявляться бездоказательно.
Я попросил Генпрокуратуру представить мне пояснения. В тот момент Устинова не было в Москве, и ко мне пришел его первый зам Бирюков со справкой по делу. Я ее прочитал и выяснил, что Аксененко инкриминируется всякий вздор: превышение нормативов бюджетных средств на командировки сотрудников министерства, приобретение для них квартир за счет прибыли от хозяйственной деятельности и какие-то такие другие вещи. В этом в принципе не могло быть криминала, потому что МПС в то время было не только бюджетной организацией, но имело право одновременно заниматься хозяйственной деятельностью, как сегодня РАО «РЖД» В любом случае — даже если нарушения имели место, они никак не относились к категории уголовных преступлений. Я сказал Бирюкову, прочитав справку, что все это ерунда, что я буду разговаривать с президентом, чтобы дело прекратить. Бирюкову нечего было ответить.
Путин же заявил мне, что он хочет, чтобы Аксененко ушел. И тут президент фактически впервые меня обманул. Он попросил меня уговорить Аксененко написать заявление об уходе по собственному желанию, пообещав, что в этом случае уголовное дело против него будет закрыто. Путин сказал, что Аксененко меня послушает, как и тогда, когда я убедил его на проведение реформы. И я это сделал. Аксененко подал в отставку, но уголовное дело не было закрыто. Более того, оно стало набирать обороты.
Аксененко был в шоке. Я тоже. Думаю, что именно из-за этого он заболел и умер. На мне с тех пор лежит груз ответственности за то, что допустил такую несправедливость, пошел на эту сделку. Я хотел, чтобы с человека было снято незаслуженное обвинение, чтобы его оставили в покое, а меня цинично обманули.
Но все-таки ему дали уехать лечиться, хотя это уже не помогло…
За него заступились Татьяна Дьяченко, дочь Бориса Николаевича Ельцина, и ее муж Валентин Юмашев, бывший глава администрации, многолетний советник первого президента России. С Аксененко сняли подписку о невыезде, он уехал лечиться за границу и через некоторое время умер.
Тот обман 2002 года должен был стать для меня сигналом тревоги, но я, увы, тогда не воспринял это должным образом. Все мы, как говорится, задним умом крепки. К сожалению, значение очень многих событий, которые с тобой происходят, ты понимаешь через год, два, пять…
Смотрите, Михаил Михайлович. Два человека — Аксененко и Чубайс. Оба проводили реформы в госмонополиях. Один на каком-то этапе рассматривался на роль преемника Ельцина. В итоге, похоже, именно за это очень дорого заплатил — дороже не бывает. Хотя вроде бы вел себя очень тихо, никогда ни с какими громкими политическими заявлениями не выступал. Чубайс тоже, как утверждают, был против кандидатуры Путина на роль преемника. А в дальнейшем был одним из немногих высокопоставленных чиновников, которые осмеливались выступать с какими-то критическими замечаниями в адрес силовиков. Он протестовал против ареста Ходорковского и потом много раз говорил, что это дело политическое. Почему ему все сходило и сходит с рук?