Без Путина. Политические диалоги с Евгением Киселевым
Шрифт:
Основываясь на решениях «Восьмерки», Лондонский клуб кредиторов, объединяющий крупнейшие международные банки и финансовые компании, в марте 2000 года подписал необходимые юридически обязывающие соглашения, которые освободили нашу страну от значительной части бремени финансового долга бывшего СССР. Частный сектор прислушался к решению клуба ведущих держав мира. Дело было за государствами. Но Парижский клуб государств-кредиторов, где ведущую скрипку играла Германия — главный заимодавец бывшего СССР, под разными предлогами затягивал принятие на себя соответствующих обязательств. И вот где-то в середине
Разумеется, Правительство Российской Федерации под моим руководством в принципе не могло принять другого решения, кроме как о безусловном исполнении своих международных финансовых обязательств, включая условие о равном отношении ко всем своим кредиторам. Другими словами, Россия обязуется платить всем кредиторам на одних и тех же условиях, не давая никому преимущества. Во- обще-то, это стандартная международная практика.
Правительство, как и положено по Конституции, информирует обо всех своих принципиальных решениях президента России. Теперь догадайтесь, что стало происходить.
Не хочу даже строить догадки. Помнится, в публичном пространстве все эти события преломлялись совершенно иначе. Расскажите, что же было на самом деле.
Сначала ни с того ни с сего советник президента Андрей Илларионов вдруг начинает публично в СМИ резко критиковать решения правительства по внешнему долгу, вынося секретные межгосударственные переговоры на публику. Как потом я узнал, Путин, уже став к тому времени личным другом Герхарда Шредера, за спиной Правительства РФ согласовал с ним вопрос о пересмотре условий возврата Россией советского долга в сторону их ужесточения.
Дело в том, что с июля 1999 года по декабрь 2000 года цены на нефть выросли с 15 до 20 долларов за баррель — по тем временам весьма значительно. И правительство Шредера решило отказаться от согласованной ранее на международном уровне реструктуризации долга, мол, Россия и так заплатит. Путин без протокола обсуждал это с канцлером, дважды тайно принимал в Москве его спецпредставителя и, видимо, что-то обещал немцам. Об этом прознали и другие наши кредиторы, которым, естественно, наша внутренняя российская несогласованность была только на руку. Но как девальвировать уже принятые решения, как размыть «железные» аргументы, поставить достигнутые договоренности под сомнение? Вот тут-то и был использован Андрей Илларионов.
Ссылаясь на критику Илларионова в СМИ, президент созвал совещание с участием ключевых членов правительства и своей администрации. Пригласили также и Илларионова. Мы выслушали этот бред про «шантаж наших зарубежных партнеров», и, естественно, никто (ни я, ни Кудрин, ни Греф, ни Волошин) всерьез это не восприняли. Я еще раз изложил президенту аргументы правительства, и на этом, как показалось, совещание закончилось.
Но тут под занавес на удивление всем Путин объявил свое решение: продолжать платить Парижскому клубу полностью, забыв о достигнутых договоренностях о глубокой реструктуризации и списании долга, как будто их и не было.
Пять
Да, это так. Тогда весь федеральный бюджет был эквивалентен 20 миллиардам долларов. Но тогда я считал, что Владимир Путин, всенародно избранный президент, знает что делает, и берет на себя всю ответственность. Для себя же это решение главы государства я зафиксировал как второй негативный сигнал.
А когда и как прозвучал первый сигнал?
Неделей раньше — выступление Путина на банкете ФСБ по случаю так называемого Дня чекиста. Обращаясь к сотне генералов, Путин произнес тост, с большим подъемом торжественно заявив, что поставленное перед ним задание по завоеванию власти в стране полностью выполнено. Зал взорвался громкими «Ура!» Там, на банкете, я воспринял это как не слишком удачную шутку в традиционном для аудитории стиле. Но уже вечером того же дня промелькнула мысль: «А ведь в словах президента, пожалуй, заложен более глубокий смысл». Сейчас же очевидно, что в этой шутке вряд ли была даже малая доля шутки.
Между прочим, он аналогичным образом пошутил годом раньше по случаю того же события на торжественном собрании в клубе на Лубянке. Этот эпизод показали по всем телеканалам. Если человек повторяет одну и ту же шутку, видно, в ней скрыто что-то важное…
Вернемся к достижениям вашего правительства. Какие еще считаете значимыми?
Мы приняли Земельный кодекс. И то право частной собственности на землю, которое заложено в Конституции, было впервые подкреплено конкретным правовым механизмом. Земельный кодекс принимался мучительно, коммунисты, естественно, сопротивлялись. Теперь ведь кажется, что купля-продажа земли была всегда. Был принят также отдельный закон об обороте сельскохозяйственных земель, который регулирует в том числе их продажу в частные руки.
Мы приняли Трудовой кодекс, пусть не идеальный, но определяющий новые правила взаимоотношений работников и работодателей — не в прежней коммунистической стране, а в стране, где есть частная собственность и есть работодатели, которые не обязательно представляют государство и тоже имеют свои права.
Там есть над чем работать дальше, чтобы интересы трудящихся были лучше защищены (например, я не отношусь к непримиримым противникам введения обязательного минимального уровня заработной платы). Но основа трудовых прав нами была заложена.
Мы запустили пенсионную реформу. Был создан специальный Совет по пенсионной реформе. В него входили главы нижней и верхней палат парламента, лидеры фракций, губернаторы, представители политических партий, делегаты общественных организаций, авторитетные экономисты. В рамках совета мы целый год обсуждали, спорили, как должна проходить пенсионная реформа. Главная идея состояла в том, чтобы ввести накопительную составляющую пенсии, чтобы каждый из нас не зависел целиком и полностью от возможностей и благосклонности государственного собеса, а самостоятельно формировал свои сбережения.