Без Путина. Политические диалоги с Евгением Киселевым

Касьянов Михаил

Было такое. Мы чудом тогда уцелели. Но не думаю, что эта история имеет какое-то отношение к политике.

Что же произошло?

В декабре 2004 года мы летели на маленьком самолете из Лондона в Нью-Йорк, где у меня были запланированы встречи с бизнесменами, выступления перед общественностью, студентами. Со мной была жена Ирина и Константин Мерзликин. Уже на подлете авиадиспетчеры передали — сильнейший ветер. Британский пилот все равно принял решение садиться. Приземлились вроде бы без проблем, а самолет все несется по полосе с огромной скоростью и никак не затормозит. Я понимаю, что-то неладное происходит и кричу: «Всем

держаться!» Потом нам сказали, что при посадке не включился реверс — между прочим, причина многих авиакатастроф. Уже конец полосы, и самолет начинает съезжать куда-то в сторону. Все вцепились в кресла. Шасси с грохотом отрываются, и мы по земле шуруем уже на брюхе. Два пустых передних кресла оторвались и полетели на нас. Свет вырубился. Это продолжалось несколько секунд, а нам показалось — вечность. Слава богу, что до ограждения было далеко, и мы вонзились в мелкий ивняк. Пружинистые молодые деревца затормозили движение, мы уже с небольшой скоростью плюхнулись в болотце и наконец остановились. Тишина… Входит пилот, совершенно белый, и испуганно спрашивает: «Как вы?! Живы?!» «Вроде все целы». Открыли на крыле люк, и прямо с крыла — в болото, в ледяную жижу. Выходим из леска, как партизаны, тут же на летное поле примчались пожарные, полиция, «скорая помощь» Все это визжит, пищит, мигает.

Слава богу, все обошлось.

Блиц-интервью

Как бы вы охарактеризовали ваши политические убеждения?

Как либерально-консервативные с ударением на первом слове.

Кто из российских политических деятелей прошлого внушает вам наибольшее уважение?

Два очень разных и не слишком любивших друг друга дореволюционных российских премьера — Сергей Витте и Владимир Коковцов.

Сколько политических партий должно быть в России?

Может быть, пять, а может быть, и сто. Ровно столько, сколько нужно людям для выражения их политических интересов. Это должны определять граждане, а не Министерство юстиции или кто-либо еще.

Какой политической программы вам больше всего не хватает на российском телевидении?

Программы «Куклы».

Кто из современных зарубежных политиков вам импонирует?

Бывший германский канцлер Гельмут Коль, бывший премьер, а ныне министр иностранных дел Швеции Карл Бильдт и бывший премьер-министр Дании, а сейчас генсек НАТО Андерс Фог Расмуссен.

Для вас важно, является политик верующим или атеистом?

Я оцениваю политиков по другим критериям: принципиальность, честность, готовность к диалогу и компромиссу.

Нужно ли окончательно отменить смертную казнь в России?

Безусловно, и чем скорей, тем лучше.

Сможет ли главой Российского государства стать женщина?

Не вижу в этом ничего сверхъестественного. У нас достаточно умных, профессиональных и волевых женщин, которые дадут сто очков многим политикам-мужчинам. Однако в нынешней политико-административной конструкции это вряд ли возможно.

Как вы относитесь к захоронению тела Ленина?

Это обязательно надо сделать.

Первая зарубежная столица, в которую

бы вы отправились с визитом, если бы стали главой государства?

Безусловно, Киев. Мы должны восстановить связи с ближайшим нашим партнером, порванные во многом по вине нынешних руководителей России.

Считаете ли вы люстрацию оправданной мерой для России на современном этапе?

Еще три года назад считал это неприемлемым. Сегодня очевидно, что кто бы ни пришел к власти после Путина, ему очень сложно будет от этой меры удержаться. Считаю возможным, но в ограниченном масштабе. Только в отношении тех лиц, которые осознанно, преднамеренно глумились над людьми.

В чем самый главный порок нынешней политико-административной системы России?

Как бы власть себя ни скомпрометировала и какое бы зло ни совершила, ее невозможно сменить нормальным путем через выборы, потому что их просто больше нет. Это не только главный порок, но и наша всеобщая беда.

Политика — это всегда грязное дело?

Нет. Чем более она публична и конкурентна, тем меньше в ней грязи.

Что бы вы пожелали нашей демократической оппозиции?

Побольше чувства ответственности и иронии по отношению к самой себе.

Что бы вы поменяли, если можно было бы начать жизнь заново?

Ничего.

Капитал и слава Михаила Касьянова

Михаил Касьянов, как и любой политик, государственный или общественный деятель, наверняка задумывается, с чем он войдет в историю.

Что напишут о нем в нескольких главах, абзацах или даже строчках, когда, по словам Чурова, «все закончится»?

Сложность в том, что большинство исторических портретов решительно невозможно нарисовать только черной или белой краской. Нужна, как правило, вся сложная гамма цветов.

Мы помним Горбачева, с искренней горячностью агитирующего с трибуны за демократические реформы, и Горбачева, который едва ли не по-хамски говорит с академиком Сахаровым на I Съезде народных депутатов CCCР.

Мы помним Ельцина на танке 19 августа 1991 года, объявляющего вне закона путчистов во главе с председателем КГБ Владимиром Крючковым, и Ельцина на экране телевизора 31 декабря 1999 года, передающего президентскую власть подполковнику КГБ Путину, при котором, кстати, Крючкова будут приглашать за советом в Кремль.

Мы помним Путина, одержавшего при поддержке очарованного им среднего класса победу на выборах 1999–2000 годов над союзом консервативных «региональных баронов» и столичных бюрократов, альянсом Лужкова и Примакова. Мы помним и совсем другого Путина, полностью сменившего свою электоральную базу, повернувшегося спиной к среднему классу, во главе списка «Единой России» на думских выборах 2007 года, опирающегося на силовиков и тех же столичных бюрократов и местных царьков.

Михаила Касьянова мы тоже помним разным. Сияющим, рядом с Путиным на премьерском посту, откровенно довольным своим положением второго человека в государстве. Помним его осторожно, а потом и во весь голос выражающим озабоченность по поводу того, что происходит в стране. Помним его растерянность в день отставки. Как поначалу неуютно чувствовал он себя в роли оппозиционного политика, как ошарашен был всеми неприятностями, которые вскоре посыпались на него, откуда он совсем не ожидал — со стороны прежних друзей и коллег. И как первое удивление сменилось потом решимостью бороться.