Без Сна

Пайк Эприлинн

«Хозяйка будущего», — думаю я цинично, когда смотрю на свой телефон. Что за хозяйка.

Я понимаю, что на мне всё ещё висит кулон и я благодарю вселенную, что Сиерра его не заметила. Когда я приседаю, чтобы вернуть его в тайник, моя рука прикасается к чему-то холодному. Я хватаюсь за это и откидываюсь с шипением, когда он жалит мою кожу. Я облизываю кончик порезанного пальца, встаю на колени рядом с кроватью и внимательно смотрю на этот раз.

Это нож.

Теперь он чист, но это тот же самый нож, который я отбросила

от себя, когда утром проснулась вся в крови.

Что, чёрт возьми, я делала прошлой ночью?

Глава 26

Я сижу за кухонным столом, когда меня настигает следующее видение. Дом всегда был одним из самых опасных мест для меня, чтобы получать видения, потому что мама могла это заметить. Но поскольку я прекратила бороться с предсказаниями, это вдвойне рискованно, потому что Сиерра могла поймать меня. И если Сиерра знала, что я просто даю им возможность случаться, особенно сейчас, я бы чертовски дорого заплатила за это.

По крайней мере. Я мельком задаюсь вопросом, что она могла бы сделать, прежде чем я кладу голову, как будто я вымоталась, и позволяю видению овладеть мной.

Я так устала стоять в снегу в видениях; это ощущение испортилось для меня навсегда. Раньше это заставляло меня думать о катании на санках, о детях и праздниках. Теперь я только помню, как ярко-красная кровь выглядит на сверкающей белой поверхности.

Это день. Это меня смущает. Возможно, это будет нормальное видение. Но я избавляюсь от этой надежды. У этого видения есть почти то же самое невыносимое давление внутри моего черепа, к которому я почти привыкла. Это будет жестоко — это все, что я знаю наверняка.

Но в середине дня? Я смотрю на небо и ожидаю, что не может быть позже, чем примерно час или два дня. Кто убивает средь бела дня? В городе, который уже в состоянии боевой готовности?

Может быть, я опоздала. Может быть, по какой-то жестокой, садистской причине вселенная хочет, чтобы я увидела тела после того, как они уже мертвы. Показывая мне, насколько я беспомощна. Я смотрю вправо от себя, когда вижу боковым зрением как мелькает что-то чёрное. Фигура поворачивает за угол недавно почищенного тротуара.

— Смит? — шепчу я. Но всё, что я видела, это чёрное пальто. В Колдуотер есть тысячи чёрных пальто. Тем не менее, я могу поклясться…

Я бегу за ним, и я немного удивлена, когда моё видение позволяет мне, без каких-либо дополнительных усилий сделать это. Видимо, именно тут я и должна идти. Мои ноги не скользят по скользкому цементу, и я набираю темп, но когда я бросаюсь за угол, тротуар передо мной пуст.

Я медленно хожу и ничего не происходит. Никто не вышел; не слышно никаких голосов. Это похоже на современный, замёрзший город-призрак.

Но с другой стороны, разве Колдуотер стал им после четырех смертей подростков? Что ещё мы могли бы сделать?

Я

продолжаю идти вперёд, просто потому, что так велит мне видение. На этот раз я снова вижу движение. Это не тот человек. Но я всё равно тороплюсь.

Мои шаги эхом звучат на голом тротуаре, и девушка в коричневом пальто поворачивается, когда я приближаюсь. И улыбается мне.

Мои шаги замедляются. Это странно. Никто в видениях никогда не замечал меня.

Кроме того раза, когда я перенесла себя в сцену с Линденом.

Но это не сверхъестественная область. Это совсем другое.

— Привет, Шарлотта. Ты тоже не можешь больше сидеть в заперти?

Харисса, из хора. Мы сидим рядом, хотя я пою альтом, и она поет вторым сопрано, потому что миссис Симкинс сказала, что мы обе достаточно сильные теноры, чтобы справиться с этим. Комплимент каждой из нас — с тех пор мы дружили.

— Я знаю, что меня здесь не должно быть, — признаётся Харисса, — но разве ты не сходишь с ума?

Я киваю.

— Совершенно, — шепчу я, имея в виду большее, нежели подразумевал ее вопрос.

— Я ускользнула. Папа в командировке, и маме позвонили с работы в последнюю минуту. Она заставила меня поклясться примерно в миллиард раз всем, от мёртвой души моего дедушки, до младенца Иисуса, что я останусь дома и никому не не открою дверь. Она поворачивается и указывает на дом через дорогу. — Я живу там, и после того, как она ушла, я не могла ничего с этим сделать, — она пожала плечами.

Она глубоко вздыхает и широко разводит руки.

— Это стоило того. Кроме того, — говорит она после того, как заталкивает руки в карманы и снова начинает идти, — кто попытается убить в открытую посреди дня?

— Я, — говорю я из-за плеча. Я хватаю её за волосы и поворачиваю назад, обнажая горло. Она так потрясена, что не издаёт ни звука, пока я не приставила нож к её шее, а потом уже слишком поздно.

Она жива ещё секунду или две, когда я бросаю ее в снег и кровь потоком льется из её груди, и она смотрит на меня глазами, которые спрашивают так ясно:

— Почему?

Я вырываюсь из видения, и я так тяжело дышу. Я чувствую, что пробежала мили и мили, с того момента, как положила голову на стол пару минут назад. Перед глазами всё еще чернота, и мне так холодно, будто я действительно гуляла по снегу. Я дрожу; всё мое тело замерзло.

У моей руки, кажется, есть своя память, так как она ощущает давление ножа, что мне кажется, будто я держу его. Я моргаю, и солнечный свет, наконец, вторгается в моё зрение.

Я вскрикиваю и отпрыгиваю назад.

Я на улице. В носках и легкой толстовке.

И нож в моих руках.

Я мгновенно спрятала его под толстовку. Моя голова крутится вокруг, осматриваясь, кто может видеть меня; всех, кто мог быть свидетелем….того, что бы ни случилось.

— Нет, — прошептала я. — Это невозможно. Этого не происходит!