Без сна
Шрифт:
Картина полностью меня дезориентирует и заставляет упасть на колени; руками я касаюсь гладкой поверхности пола, чтобы напомнить себе, где верх, а где низ. Я чувствую себя потерянной и ощущаю головокружение.
Мне не нравится это.
Но я здесь. Что мне делать?
Я заставляю себя собраться; сажусь, вытягиваю ноги перед собой и широко расставляю пальцы на стеклянном полу.
— Пол, — говорю я себе. — Здесь пол, и теперь я не потеряю его.
Я вспоминаю о фокус-камне, и когда я наклоняю голову, вот он, висит у меня на шее. Наверное,
Это девочка из школы, дома ругается с родителями. Я смотрю минутку, но если эта девушка не станет вчерашним мёртвым телом, она мне не интересна.
Смит сказал мне, что я могу легче манипулировать вещами во сне, чем в видениях. Поскольку я, наконец, сумела сохранить какой-то фокус, я решила попробовать это. Могу ли я здесь получить ответы, которые мне нужны? Смит сказал, что это все варианты возможного будущего, но как насчёт прошлого? Могу ли я увидеть и прошлое?
Я думаю о репортаже, который смотрела сегодня утром. Я представляю сцену в уме и стараюсь вспомнить каждую деталь, какую могу. Тонкая трава, пробивающаяся через снег, репортёр, стоящий в поле слякоти, заполненном десятками следов. Когда я открываю глаза, купол движется, и сцена преступления приближается ко мне.
Я подавляю чувство торжества и концентрируюсь на квадрате. Это не совсем то же самое, что смотреть новости — это не отредактировано. Репортер поправляет макияж платком, в то время, как помощник стоит рядом с кистью для пудры. Репортер кивает через мгновение, а помощник покрывает слегка покрасневший нос макияжем. Затем она делает успокаивающий вдох и возвращается к камере.
Это прошлое? Сцена выглядит по-другому.
Это бьет меня, как удар в живот.
Тело пропало.
Это не прошлое. Может быть это настоящее.
Итак, где же тело? Как бы отвечая на мой вопрос, купол движется, и мне приходится опереться на руки, чтобы снова не потерять равновесие. Ярко освещённая комната предстаёт передо мной, и я понимаю, что это морг.
Я нахожу часы, и они показывают 6:20. Вероятно, это вечер.
Я поняла. Только будущее. Ближайшее будущее, конечно, но только будущее. Не прошлое. Черт возьми! Я не могу следовать за шагами жертвы назад к убийце. Если только у меня не будет видения. Я хочу выть из-за несправедливости всего этого.
Но, может быть, я смогу узнать, кто жертва. Сцена наполняется таким количеством людей в белых халатах, которые склоняются над телом, что я не могу приблизиться, чтобы рассмотреть, и даже когда я встаю на колени и вытягиваю шею, я не вижу сквозь них.
Смит сказал, что Шелби заходила в сцены. Возможно, я тоже смогу это сделать.
Но что, если я застряну? Смит говорит об этом месте, как о песочнице для тренировок, но это должно быть что-то большее,
И потому, что она продолжала держать это в секрете.
Я так мало знаю об этом, что, если я всё испортила?
Но потом я вспоминаю, как разговаривала с мамой.
— Кто не рискует, тот не пьет шампанского, — прошептала я себе.
Я успокаиваюсь и медленно поднимаюсь со стеклянного пола, касаясь кончиками пальцев на пол до последней секунды, чтобы убедиться, что смогу сохранить равновесие, когда я выпрямлюсь. Я смотрю на сцену передо мной, используя её, чтобы помочь мне оставаться в вертикальном положении.
Один шаг, два. Я качаюсь, но остаюсь стоять. Шум становится всё громче, когда я приближаюсь, я на самом деле перешагнула кадр в сцене, и мне кажется как будто меня накрыло теплой волной.
А потом я просто там, в морге. Когда я оглядываюсь назад, я всё ещё вижу странный, радужный свет, где бы я ни находилась, это небольшой круг, для которого я слишком велика, чтобы пролезть в него. Я хмурю брови на него и в волнении делаю шаг назад, но, как и я, круг увеличивается, и я понимаю, что я не в ловушке. Он ждёт меня.
Убедившись, что я могу вернуться, я оборачиваюсь и делаю ещё несколько шагов в морг. Мне нравится чувствовать себя в одной из сцен. Пол здесь сплошной и непрозрачный и кажется намного более настоящим, чем на плоскости позади меня.
Я сосредоточена на столе, стоящем в восьми футах от меня, и на человеке, лежащем на нём. Я полагаю, что я на самом деле не здесь, потому что ничто из этого не может повлиять на что-либо в физическом мире. Но это всё ещё немного жутко, когда мужчины и женщины странно петляют, чтобы не натолкнуться на меня. Как будто я там. Они видят меня.
Всё ещё никто не говорит со мной или не пытается остановить меня, так что я уверена, что на самом деле я невидима. Когда я достигаю стола, я разочарована тем, что лицо закрыто. Но это не видение. Может быть…
Я протягиваю руку и прикасаюсь пальцем к краю плотной белой ткани.
Мои пальцы гладят шероховатые нитки, скользят вдоль, пока я не добираюсь до края. Я снимаю его с безжизненного лица и смотрю вниз.
Эдди Франклин.
Моё сердце падает. Он выпускник. Он был со мной на естествознании. Он был очень тихим, и однажды, в начале семестра нам нужно было обменяться ответами на тест.
Он ответил неправильно на каждый вопрос.
Я ответила на каждый правильно.
Я поймала его после урока и сказала, что мы можем заниматься вместе, если он захочет. Он назвал меня «любопытной сукой» и сказал мне, чтобы я занималась своими делами. Но через две недели после большого экзамена он пришёл ко мне и извинился.
И спросил, в силе ли моё предложение.
Мы занимались во время обеда, спрятавшись в его машине с включенным обогревателем. Он рассказал мне немного о своей жизни дома с алкоголиком отцом, как сильно он хотел съехать. Но если он провалит этот предмет, он не закончит учебу.