Без срока давности
Шрифт:
На Театральной площади пестрели рекламные надписи на английском и финском языках. У входа в сувенирный магазинчик мальчишки продавали с лотков советские ордена и медали, а также заржавленные немецкие каски и другую военную амуницию, которую регулярно поставляли гробокопатели с мест былых сражений.
Эрика подначила Зигфрида:
– А все-таки здорово мы вам наподдали?
– «Мы»? – нехорошо усмехнулся Зиги. – Прибалтика разве не была на стороне Великой Германии?
Старый Тынсон – дед Эрики – воевал с фашистами в Эстонском корпусе, Зигфриду знать об этом
– Извини, я пошутила, Зиги, – сказала Эрика. – А сейчас нам лучше повернуть направо.
Через несколько минут Зиги уверенно подрулил к ржавым воротам и посигналил.
– Почему ты решил, что здесь тебе заварят днище? – спросила Эрика.
– Интуиция, – усмехнулся Зигфрид. – Знаешь, Эрика, возвращайся в гостиницу. Работы на несколько часов. Тебе будет скучно.
– Лучше подожду. Скорее всего, тебя просто не пустят за ворота.
В подтверждение ее слов из проходной выдвинулся мрачный верзила в черном костюме, под пиджаком угадывалась кобура.
– Видал? – Эрика повернулась к Зиги. – Что ему сказать?
– Ничего, – ответил Зиги и показал охраннику глянцевый прямоугольник визитной карточки.
Эрика не успела прочесть отпечатанную золотом фамилию человека, чья визитка может служить пропуском. Но, должно быть, он не простая штучка!
Бодигард тоже так думал. Распахнув перед «Шевроле» ворота, он отошел в сторону.
– А ты иди, – повторил Зиги, протягивая Эрике проигранные накануне тридцать евро. – Не нужно меня ждать.
Эрика взяла деньги, однако не поспешила оставить место действия. Примерно с четверть часа она простояла в раскаленной солнцем телефонной будке неподалеку от проходной и только потом вернулась в гостиницу.
Перед входом рвал и метал Гельмут Шредер. Какие пробоины? Он первый раз о них слышит! И он никуда не посылал Зиги.
«Странные дела творятся этим утром», – подумала переводчица Эрика Тынсон. Она чувствовала, как тоскует ее душа. Душе было плевать, что Эрика на службе. Душе почему-то не хватало Герки Дымова.
Глава 33 Морганатические боли
Городская больница являла привычную картину запустения и развала. Пробираясь к кабинету главврача по коридору, заставленному койками, Непейвода понял, что испытал Дымов в госпиталях.
Сзади шел и тихо матерился Силкин. Минёрка чихала от запаха хлорки.
– С собакой не пущу! – грудью встала на защиту кабинета главного пожилая санитарка. – И без собаки тоже.
– Это не собака, это тибетский экстрасенс, – невозмутимо сказал Чума. – Лхасский апсо из породы йогов. Слыхала про таких, тетя?
Санитарка открыла рот. Непейвода воспользовался моментом и открыл дверь в кабинет главного врача.
Им оказался нервный худой мужчина, задолбанный телефонными звонками. Чтобы разговор получился задушевным, Виктору пришлось показать служебное удостоверение. После этого тощий медик перестал поднимать трубку и рассказал все, что знал о поступившем ночью в реанимационное отделение «небезызвестном гражданине Дымове».
Где-то раскопали медкарту Дымова. Из
Сначала Герка просил направить его на повторное протезирование, так как имеющийся протез был слишком короток и в кровь натирал культю. Потом уже не просил, а сам предлагал рассмотреть изобретенное им крепление протеза. Результат в обоих случаях был одинаковым – отписка.
– Дымов очень конфликтный больной. Как врач, я это понимаю. У инвалидов почти всегда нарушена психика, опять же морганатические боли…
– Какие-какие? – переспросил Непейвода.
– Морганатические. Боли в ампутированной конечности. Скажем, как у Дымова: ноги уже нет, а человеку кажется, что она все еще болит.
– Поэтому вы и не направили его на повторное протезирование. Да?
Главврач сморщил сухое личико:
– Некоторые вообще годами ждут очереди.
– А кто заплатит, тот вообще не ждет, – предположил Непейвода.
Главврач сделал вид, что не услышал.
– А что за крепление, о котором пишет Дымов? – не отставал Непейвода.
– Я глубоко не вникал, но мнение свое скажу: ерунда! Время одиночек и дилетантов в медицинской науке прошло. Над проблемами работают целые научные коллективы, а тут появляется самонадеянный… Впрочем, мы адресовали Дымова в Санкт-Петербургский научно-исследовательский институт протезирования.
– Вижу, что адресовали, – сказал Непейвода, набрался храбрости и предупредил как можно решительнее: – Считаю вас лично ответственным за Дымова. Как бы вдруг не случилось, что лекарства не найти или у всех шприцев затупились иглы.
– Да о чем вы говорите! – слабо запротестовал главврач, но по кислому выражению его лица Виктор понял, что инвалид-афганец сидел у местных эскулапов в печенках. Попросив, чтобы ему представили одежду потерпевшего, Непейвода вышел из кабинета.
Велорикши Силкина и собаки в коридоре не было. Видимо, санитарка подавила Чуму если не своими аргументами, то могучим телосложением. Ее удовлетворенно-победный взгляд Непейвода затылком чувствовал, пока шел в кладовую по длинному коридору.
В кладовой перед Непейводой выложили на стол не только одежду, но и протез Дымова. Тот самый, что с глухим стуком упал на мостовую, когда санитары грузили Герку в «скорую».
Первым делом Непейвода исследовал крепление протеза. Он знал уже, что Дымов изобрел нечто необычное, но не настолько же! Не такое, чтобы при виде его Непейвода вспомнил, несмотря на серьезность момента и неподходящую обстановку, малоприличный стишок: «Встала Шура в шесть часов, нет резинки от трусов. Вот она, вот она…»
Пресловутая резинка – или нечто сильно на нее похожее – была намотана на протез. Как и писал Дымов в своей заявке на изобретение, крепление легко уместилось в ладони. Да, это не сыромятный пояс, похожий на лошадиную сбрую, с помощью которого протез обычно удерживается на культе.