Без суда и следствия
Шрифт:
— Скучаешь?
— Нет.
— А мне вот захотелось с тобой поговорить. Странно, да?
— Думала, что ты давно забыл мой номер.
— Как видишь, не забыл. Тогда, в троллейбусе, я сказал, что еще не готов к этому разговору.
— Помню. А теперь?
— Кое-что изменилось. Знаешь, я много думал… Почему-то мне хочется поговорить именно с тобой.
Мне захотелось истерически заорать в трубку, что увидеть его я мечтала целый месяц! Но я этого не сделала. Он оставил свой адрес.
Потом я петляла по незнакомым переулкам, недоумевая, почему он захотел встретиться со мной в таком странном месте. Неужели он там живет? На углу одной из улиц я увидела его фигуру (похудел еще больше за месяц
В углу стояла печка-буржуйка, в ней горел огонь. В комнате за столом сидел симпатичный бородатый парень и что-то быстро писал. Когда мы вошли в комнату, он вскочил, неуклюже как-то дернул плечом и почему-то бросился ворошить дрова в печке.
— Знакомься, это Толик, мой друг, сосед по квартире и гений. Толик, это Таня, очень хороший человек.
— Мне приятно познакомиться, — ответил Толик, — я ухожу. Андрей, если ты уйдешь, ключ забирай с собой, у меня есть.
Накинул пальто и вышел. Мы с Андреем остались одни.
— Садись, чего стоишь, — сказал он. Я сняла шубу и села на кровать.
— Что ты здесь делаешь?
— Живу. Чем тебе не нравится моя вилла?
— Я не говорю, что не нравится. Твой друг… он кто?
— Художник.
— А ты?
— Я — тоже. Причем хороший. Может, самый лучший в мире! — Я об этом не знала…
— Ты вообще ничего не знаешь обо мне.
Андрей помешал кочергой дрова печки.
— Я никогда не видела настоящей буржуйки!
— Теперь увидела. Впрочем, если б кто-то узнал, что мы здесь топим, нас бы в два счета отсюда выкинули.
— Разве нельзя?
— Тут вообще жить нельзя. Подвал записан как склад, завскладом Толин кореш, он его здесь, как в квартире, прописал, дал нам ключи, мы тут нелегально живем. Вернее, я. Толик здесь у себя дома. А печку мы сделали, чтоб не околеть. Подвал не протапливается. Настоящий склеп.
— А если кто-то узнает?
— Кому это надо? Управдомше все по фигу, мы ей бутылку ставим, она и рада. Не все ли равно — живет тут кто-то или барахло разное держат.
— А прописка?
— Какая прописка? Кто мне ее даст? Кот с соседнего двора лапой нацарапает?
— На что же вы живете?
— На что придется. Трудно, но хватает.
Я не поверила этому и с сомнением покачала головой.
— Почему ты ушел из института?
— Мой смысл жизни в другом. Какого черта — потратить пять лет, а потом получать жалкие гроши? Мой смысл жизни абсолютно в другом! В том, чтобы поскорее пришел успех. Все равно какой.
— В институте тебе все давалось легко!
— Не будь идиоткой, а не то я не хочу тебя видеть! Я просто в «художку» не поступил летом. Хотел податься в педин на худграф, но потом понял, что не хочу пять лет плакаты расписывать. А тут подвернулся прием в ГТЭИ без экзаменов. Я и пошел. Но еще хуже, чем педин. Месяц посидел — думал, мозгами двинусь. А потом появился Толик с подвалом. Я и ушел.
— Может, ты поступил правильно…
— Я не люблю бороться за что-то. Самое верное — плыть по течению, просто сложив руки.
Что-то с громким треском загорелось в печке и рассыпалось на тысячу крохотных искр.
— Я ищу здесь
Я чувствовала удивительную умиротворенность. С каждым словом образ Андрея становился почти божественным.
— Мне так хорошо с тобой рядом… — Слова вырвались у меня случайно, и по его глазам я поняла, чтоон уже давно все знает.
— Этот институт… Вот тебе он зачем? Почему ты туда пошла?
— Мне нужно было уехать из дома…
— Понимаешь, все, что окружает нас каждый день, — просто вопиющая бессмыслица. Я не считаю себя сверхчеловеком — упаси боже… Но многое, подносимое как истинное величие или доказанная догма, на самом деле просто блеф, мыльный пузырь. В институте я вглядывался в лица проходящих мимо меня однокурсников — и ничего не видел в них, словно таки должно быть. Окружающие видели значительность в том, чего на самом деле не существовало. И тогда я объявил себе выходной. Просто объявил несколько дней воскресеньем и неожиданно понял, что могу стать свободным… Скажи мне: свершая ложь, в которой человек не отдает себе отчета, повинен ли он во грехе? Может ли считаться индульгенцией для ничтожества запись в трудовой книжке о наличии диплома? Я не хочу участвовать в этом. И на общественное мнение мне плевать! Однажды понял, что я всего лишь один из когорты идиотов, пошел и забрал документы. Существует множество более важных вещей. Для меня один вечер, проведенный в темноте, освещаемой только слабыми вспышками догорающих в самодельной печке газет, значит гораздо больше, чем для тебя успешная сдача зимней сессии.
Кто вообще имеет право влиять на мою жизнь? Я ненавижу тупые понятия «право», «зависимость», «надо», «должен», потому что ненавижу бессмысленную неопределенность! Я не хочу жить по правилам, по которым живет большинство. Не хочу плевать на собственную жизнь! Но еще — не хочу и бороться за нее. Потому что изначально я пришел в этот мир не как человек борьбы. Я не умею бороться. Чем лезть в драку, я предпочитаю отойти в сторону. Мне противны лоснящиеся морды тех, кто считает, что много знают о жизни и за свое готовы перегрызть глотку. Эти пять букв — «жизнь» — напоминают мне истерзанную ветошку, разрываемую всеми кому не лень, чтобы лоскутьями оправдать собственное ничтожество или свои ошибки. Как вообще можно что-то знать, если твое неприглядное украшение — башка — забито всем, чем угодно, кроме истины, и ты не хочешь ничего знать, понимать, видеть! Наверное, ты думаешь, что я болен манией величия или что я знаю истину. Ни то, ни другое. Я хочу только догадаться, интуитивно приблизиться к ней…
Как можно вдолбить понятие света брошенным в темноту? Тот, кто утверждает господство света во тьме, — тот мерзавец… Быть таким я не хочу… Если толпу бросают в хлев, разве получается что-то иное, кроме свиней? И разве на помойке растет трава? В навозе иногда растут только цветы. Бывает, очень красивые… Видишь, выходит замкнутый круг. Это — конвейер, по краям которого стоят уже сошедшие с него и бешено смеются над теми, кто приближается к ним, ржут с пеной у рта, чтобы потесниться чуть позже и дать место новоприбывшим. Каждый с рождения обречен пройти этот конвейер. И выходит замкнутый круг — направление истины вдоль окружности. А я не хочу быть еще одним звеном в этой цепи. И не буду — ты меня понимаешь?! И еще, я пришел к выводу, что отсутствие сопротивления — самое лучшее из всех сопротивлений. Может, я и не стану великим художником (потому что я недостаточно талантлив, я и сам знаю, и еще потому, что не хочу за это платить), я просто хочу жить спокойно. Делать только то, что хочу. Например, найти близкого человека, который мог бы решить за меня все проблемы. А я буду делать только то, что хочу, не считаясь ни с кем.