Без суда и следствия

Лобусова Ирина

«Интурист» обиделся, а Володенька расцвел. Засыпая (после этого вечер очень быстро закончился, потому что Юлька выставила всех вон), я вспомнила, что даже не спросила, как называется тот институт, в который я уже фактически была зачислена.

— Ну что? Надеюсь, твоя душенька довольна? — сказала за завтраком Юля. — И не смей говорить мне нет!

— Да, я довольна. Спасибо. Только скажи мне, пожалуйста, как называется этот институт.

Юля поморщилась:

— Ну… э… понятия не имею! Спросишь у Володи сама.

— Да неудобно как-то!

— Тогда на вывеске название прочитаешь!

Я не успела прочитать.

Володя стоял возле входа и, увидев меня, приветливо помахал рукой.

Мы вошли в здание и поднялись на третий этаж. Зашли в приемную комиссию. Дальше все произошло очень быстро. Кто-то спросил:

— Зачем такая красивая девушка хочет в наш институт?

— Замуж выйти. У нас мальчиков много, — ответил за меня Володя.

Я страшно рассердилась, но вынуждена была сдержаться. Наконец все было оформлено, мои документы приняли, и какая-то пожилая женщина в очках сказала, нервно пожимая мне руку:

— Поздравляю с поступлением в наш институт.

Володя проводил меня к выходу.

— А можно я кое-что спрошу? — сказала я.

— Да, конечно, спрашивай.

— Только… вы не рассердитесь?

— Нет, говори.

— А как этот институт называется?

Володя заржал так, что на всех окнах затряслись стекла, а проходящие мимо нас люди нервно припустили рысцой. Немного успокоившись, он вытер выступившие от смеха слезы и сказал:

— Ну насмешила! До конца своих дней запомню!

Государственный технологический электромеханический институт. ГТЭИ сокращенно. Поняла?

И повторил по слогам:

— Го-су-дар-ствен-ный тех-но-ло-ги-че-ский эле-ктро-ме-ха-ни-че-ский институт…

Я открыла тяжелую входную дверь и вышла на улицу. Мне в лицо ударил пряный запах лета.

Прошло два месяца. Я врала по телефону матери и ее мужу о том, как сдаю вступительные экзамены (какие именно — предварительно узнав у Володи). Я не воспринимала всерьез то, что происходило со мной. Жизнь словно проходила мимо, как река, а я, сидя на берегу, наблюдала за ее течением. Долгими часами я бродила по чужим улицам незнакомого города и старалась подавить в себе пустоту. Словно бы я что-то предчувствовала… Что-то очень тяжелое, ожидающее меня впереди… Но я была обыкновенным человеком и не умела предвидеть. Мне было одиноко и страшно. Так, будто я потерялась и все никак не могу найтись.

Списки о зачислении в институт были вывешены 1 августа. Я отправилась их смотреть. Долго искала свою фамилию среди незнакомых 449 фамилий. Все мои мечты разбились о маленькую реальность в виде серой машинописной строчки… Осталась только пустота — и больше ничего.

Мои глаза застряли жалобными пятнами на собственной фамилии. Затем я перечитала заголовок: «Согласно приказу от такого-то числа зачислены в Государственной технологический электромеханический институт…» 

Глава 4

Андрей поступил в художественное училище летом. Наверное, следовало бы больше рассказать об этом огромном периоде, но, если честно, я не люблю вспоминать поступки или события, не играющие никакой особенной роли.

Мы стали встречаться. Вскоре я не могла представить себе ни одного дня без посещения этого подвала. Я часто оставалась у него ночевать и вскоре свыклась с новой ролью необходимого существа, без которого не желали и не могли обходиться.

Я стала уговаривать Андрея решиться — ведь в будущем следовало хоть что-то делать, нельзя же всегда жить так! Но вся беда Андрея заключалась именно в том, что он принимал перемены только в одном случае — если специально для него их совершал кто-то другой. Кто-то должен был стараться ради него. Сам для себя (или для меня) он был не способен ударить пальцем о палец.

Он намеренно не хотел что-нибудь делать. Андрей прекрасно понимал, что на свете существуют не только подвалы, но и роскошные особняки. Но он считал, что шикарную жизнь в одном из особняков кто-то должен ему предоставить. А может, он прекрасно знал, что я всегда была намного энергичней и деятельнее его. И (что греха таить) меня даже притягивала его слабость. Он казался мне беззащитным, как ребенок, и порой я ловила себя на мысли, что в этом жестоком и тяжелом мире он без меня совсем пропадет. Конечно, Андрей был и приспособлен, и честолюбив, но все качества проявлял только за мой счет. Это я была способна отдать все свои с трудом заработанные деньги первому встречному нищему на улице! Андрей скорее умер бы, чем поступил так. Деньги означали для него комфорт и уютное существование, и он безумно злился оттого, что зарабатывать деньги я не могла. Я училась в институте, и у меня не оставалось времени для работы. А он постоянно в этом меня упрекал.

В первый месяц нашего совместного существования я впала в бешеное отчаяние, которое угрожало рассорить нас навсегда. Меня убивал его образ жизни. Когда я встречалась с кем-то из его приятелей, про которого знала, что это самая опустившая сволочь без чести и совести, которой совершенно нельзя верить, то специально, чтобы меня разозлить, Андрей принимался выступать, что это самый честный, хороший и порядочный человек на свете! Таких приятелей у него были сотни. Я с трудом выживала в этом кошмаре.

Но однажды я посмотрела на ситуацию с другой точки зрения. И пришла к выводу, что недостатки могут быть и гораздо большими. И лучше Андрей со всеми его недостатками, чем жизнь без него. Потом я научилась не воспринимать Андрея всерьез. То есть на словах соглашаться с ним, а делать все по-своему. Это оказалось очень удобно.

С самого начала наших отношений Андрей стал показывать мне все свои работы. Даже обычная мазня (если б я тряпкой размазала краски по холсту) выглядела бы более художественно. Не разбираясь в искусстве, я все-таки поняла, что в случае Андрея не только о таланте, даже о каких-то способностях говорить очень сложно! Но ему было все равно, талантлив он или бездарен. Скорей ему нравилось то, что он бездарен — таланту нужно много работать, а работать Андрей не любил.

Картины Андрея с первого взгляда поражали слащавой нелепостью, хотя выглядели очень красиво. Я терпеть не могла слащаво-сентиментальный тип этих каминных украшений. Типичные картинки для спален старых дев, где ни один лепесток цветка, ни один стебелек или облачко не смели омрачить устоявшуюся убогую атмосферу. Стараясь потрафить мещанским вкусам, Андрей специально рисовал свои «картины»… с открыток (потому что открытки лучше покупаются!).

Я старалась избегать неприятной темы критики его творчества. Но притворяться я не умела. Он знал, что я думаю о его работах, и это его бесило. Часто в спорах он орал: