Без взаимности
Шрифт:
Если отставить в сторону наш бешеный трах, Томас меня многому учит. Критикует неверный выбор слов, ругает за чрезмерно витиеватые обороты. Мне кажется, ему это нравится. Помимо секса это единственное занятие, которым он воодушевлен и от которого его глаза горят неукротимой страстью. Томас светится, когда говорит о поэзии.
— А еще я хочу, чтобы ты повысил мне оценки, — отвлекаясь от собственных раздумий, говорю я и скольжу по его почти неприкрытому расстегнутой ширинкой члену. — Ты же видишь, что мне плохо дается поэзия. Сюжет часто меняет направление,
— Ты сейчас пытаешься выудить из меня комплимент?
— Ага, — беззастенчиво признаюсь я. — Сделай мне комплимент. Считай это вызовом.
Он впивается пальцами мне в кожу, чтобы я не двигалась.
— Ладно. Ты раздражаешь меня гораздо меньше, чем раньше.
— Ого, остановись! А то я покраснела, — я шлепаю по его обнаженной груди. — Ты просто мастер своего дела.
Томас шлепает меня по заднице в ответ и заставляет меня простонать.
— Я уже говорил, что у меня плохо получается управляться со словами. И если тебе хочется комплиментов, то лучше иди к друзьям.
Это шутка, я знаю. Саркастическое замечание. Мне стоит тут же забыть о нем не портить момент — я и так ворую у Томаса немало времени.
Но мое упрямое сердце не в том настроении. Оно тут же вспоминает слова Томаса, сказанные в ту ночь в его полном коробок кабинете: «Я нашел дневники своего отца и его стихи и понял… что нашел для себя способ высказаться».
Наверное, Томас замечает, что я замерла в его объятиях, поскольку тоже напрягается всем телом. После той попытки в машине я больше не затрагивала эту тему — что он больше не пишет.
— В чем дело? — нахмурившись, спрашивает он.
— Ни в чем, — улыбаюсь я и начинаю массировать ему плечи, делая то, что у меня получается лучше всего — отвлекать его.
— Лейла, — предупреждающе рычит Томас. Это так нечестно. Я не могу устоять перед его голосом.
Каким-то образом меня одновременно получается напрячься и удрученно ссутулиться.
— Я… Я хочу посмотреть, как ты пишешь. Хоть немного. Что угодно. Просто хочу увидеть.
Проходит секунда. Потом вторая. В моей грудной клетке нарастает давление. Только не молчание. Оно все разрушит.
— Мне тяжело видеть тебя таким. Томас, я все понимаю. Но это так очевидно. Ты…
Не дав мне договорить, Томас поднимает меня и кладет стол. А когда пытаюсь сесть, прижимает ладонь к моей груди, чтобы я не двигалась. Он возвышается надо мной, словно какой-то бог гнева — с хмурым лицом и сияющей кожей. Моя грудная клетка вздымается и опадает под его ладонью, словно лишь благодаря ему я в состоянии дышать. И если он уберет руку, мне конец.
— Сними свитер.
Что? Нет.
— Томас…
— Снимай, — повторяет он и проводит языком по верхней губе.
Задрожав, я подчиняюсь. Когда оголяю грудь, дыхание Томаса становится глубже.
— И подними юбку до пояса.
Я делаю, как он сказал, и на этот раз его дыхание ускоряется, когда
Томаса возбуждает даже само зрелище. Он любит смотреть, как покачивается моя грудь, поэтому я извиваюсь снова и снова, корчусь и выгибаюсь в пояснице, чтобы разжечь его похоть. Меня это тоже заводит, хотя хочется скулить — я хочу, чтобы он поговорил со мной. Я больше не хочу отвлекать его или быть фальшивой Золушкой. Мне необходимо быть с ним самой собой. Это пугает так сильно, что я забываю, как дышать.
Такие мысли приходят ко мне не впервые, и я не понимаю, как их остановить.
Способность дышать возвращается, когда Томас отходит немного и достает из кармана пачку сигарет. Выуживает одну и закуривает.
Его ноздри вздрагивают, а у меня пересыхает во рту, когда он кладет свободную руку мне между ног и сжимает. Жест такой грубый и вульгарный, но при этом настолько собственнический и… очень эротичный.
Другой рукой Томас вынимает сигарету изо рта, и дым спиральками поднимается вверх. Я едва не взвизгиваю, когда он погружает в меня два пальца и, приподняв кончики, медленно поглаживает меня изнутри.
Я пытаюсь схватиться за его руку, но Томас качает головой.
— Держись за край стола.
Тяжело сглотнув, я подчиняюсь и наблюдаю за тем, как, сделав еще одну затяжку, Томас продолжает меня дразнить. Потом наклоняется над моей грудью и делает еще одну большую затяжку.
— Т-томас? — я напугана. Тлеющий конец сигареты слишком близок к моему телу — прямо над грудью, над сердцем. Он что… неужели хочет поставить на мне метку?
Когда взгляд Томаса встречается с моим, я не в силах отвернуться. В его глазах что-то изменилось и появилось нечто опасное, что сильно пугает. Вынув сигарету изо рта, он выдыхает дым над моим соском, а потом наклоняется и втягивает его в рот. Я непроизвольно приподнимаю бедра, и его пальцы погружаются глубже. Громко застонав, я раздвигаю ноги еще шире. Поднимаю ноги и пятками упираюсь в край стола.
— Ты говорила… — начинает Томас, не поднимая головы и хриплым голосом посылая неистовую дрожь по всему моему телу.
— Что? — немного приподнявшись, спрашиваю я у темноволосой склоненной над моей грудью головы.
Томас прижимает палец к клитору и высокомерно вздергивает бровь.
— Пыталась сказать, будто понимаешь и о чем-то там очевидном.
Признав свое поражение и, возможно, ощущая еще и злость, я откидываюсь назад. Больше не хочу быть его долбаной куклой.
Заметив мое напряжение, Томас окутывает теплым дымом другую грудь, после чего снова с силой втягивает в рот сосок. Я чувствую, как между ног стекает густая струйка моего возбуждения.