Безбашенный
Шрифт:
И почти провалившись, чувствую, как он буквально падает на меня, прижимаясь лбом, как глухо стонет мое имя, содрогаясь резкими рывками внутри меня.
— Блядь, я же люблю тебя, Мира, — глухой голос бьет по оголенным нервам.
Он думает, что я совсем отключилась, не слышу, не чувствую. Гладит меня по щекам, опускается самыми нежными в мире прикосновением на губы, с шумом втягивает запах волос прежде, чем повалиться рядом, прижав меня к себе стальной хваткой. Из которой никак не выбраться. Но я в этих тисках уже давно. И мне не выбраться из любви к тебе, мой
Глава 66
АНТОН
Я просыпаюсь и не верю.
Мира спит, прижавшись ко мне всем телом, в крепком кольце моих рук.
Даже головой приходится потрясти, чтобы понять, что это — не мираж, не очередной обрывок сна, за который я так часто хватался в последнее время, даже просыпаясь.
И ведет. От ее близости, от аромата ее одуряющего по-прежнему так, что сердце начинает бешено стучать в каком-то совершенно сумасшедшем рваном ритме.
От того, как она расслаблена. Как доверчиво прижалась ко мне во сне, уложив свою нежную руку мне на грудь. От припухших полураскрытых губ, которые хочется зацеловывать, теряя самого себя…
Вчерашние события возвращаются по осколкам, вышвыривая меня в реальность.
Член сам по себе дергается, ненасытно запульсировав, и я вжимаюсь в ее податливые складочки с тихим стоном.
Блядь.
Мы ведь вчера так и не поговорили, так ничего и не выяснили.
Меня сорвало, как сумасшедшего наркомана, все вышибло из головы, все до капли, — сразу же, как только оказался с ней наедине, хватило единственного вдоха рядом с ней.
А она? Она понимает, с кем спит рядом? Или сейчас очнется и дернется от меня подальше, жалея, что в этот раз уже не сможет сбежать так просто?
— Мира… — как ненормальный, перекатываю в пальцах ее волосы, опускаясь на нежную кожу шеи.
Я становлюсь безумным с ней рядом. Совершенно, напрочь. Кем бы она ни была, продалась и врала или нет, способна любить или все было ложью, а снова понимаю, — всеми силами готов привязать ее к себе. Любыми кандалами. И больше никуда не отпускать. Пусть даже и насильно. Пусть даже и без ее любви.
— Антон?
Видно, сжал ее слишком сильно, поддавшись этим мыслям. Мира просыпается и вздрагивает. И, блядь, от ее голоса, от того, как произносит мое имя, внутри расползается жар, вся кровь кипеть начинает.
— Прости, — хочу отпустить, но вместо этого сжимаю еще крепче. — Я вчера…
Блядь. А ведь по факту я таки взял ее силой. Чем я лучше мудака, которого вчера отметелил? Не надо было вовсе приезжать к ней. Но иначе ведь просто слетел бы с катушек. Хоть и сейчас ни хрена не легче.
— Не надо, — ее пальцы накрывают мои губы, и я, как ненормальный, впитываю это ощущение ее такой тихой ласки, ее нежного прикосновения.
— Нам надо поговорить, — с шумом выдыхаю воздух, понимая, что пока мы в постели, а мой член прижимается к ее уже сочащимся влагой лепесткам, пронзая меня своим одурительным жаром, разговор просто невозможен. Но вместо этого вжимаюсь в нее еще сильнее.
— Надо, — ее голос больше напоминает стон и мне приходится
Но все остатки самообладания улетучиваются, как только Мира забрасывает ногу мне на бедро.
— Что ты делаешь, — не могу удержаться, резко толкаю ее на себя, обхватив за ягодицы. — Мира, блядь, я ведь сейчас сорвусь.
У меня даже голоса уже нет. Один оголенный нерв и глухое рычание. Наркоман, которому дали дозу, прямо в руки всунули.
— Ты мой единственный мужчина, Антон, — и, хоть перед глазами все уже плывет туманом, я продолжая жадно, до одури напряженно всматриваться в ее глаза.
Только там я смогу прочесть настоящую правду.
Не в словах, — ее или того ублюдка. Не в записках ее. Только в них.
И, блядь, — там нет ни капли неприятия, страха или еще чего-нибудь такого, что мне сказало бы о том, что ей неприятно быть сейчас со мной! Все, как тогда, в те наши безумные ночи на Побережье! Ее глаза светятся, сияют той же любовью, которая бьется сейчас в каждом ударе моего собственного сердца.
— Всегда. Единственный. — ее дыхание слишком близко, ложится на мои губы. Сдержаться невозможно, но я все еще пытаюсь.
— В моем теле, — она распахивается шире, заставляя меня покрыться липким потом от ее жаркой пульсации под моей головкой.
— И здесь, — уверенно укладывает мою руку себе на грудь, пронзая меня насквозь каждым ударом сердца.
— Вадим… — меня корежит от одного упоминания этого имени. Блядь, это последнее, что могло бы прозвучать в нашей с ней постели!
— Он пообещал, что спасет моего отца в обмен на то, что я стану его женой. Только поэтому я согласилась. Только, Антон! А любила всегда только тебя, каждый миг, с нашей самой первой встречи! Он никогда даже не коснулся меня…
Эти слова действуют, как спусковой крючок.
Я больше ничего не слышу, только ее сердце под своей ладонью. И в каждом его стуке мне слышится это ее «люблю». Сводя с ума, заставляя дуреть окончательно.
Переворачиваю ее таки на спину, — резко, судорожно, до боли вжимаясь в ее тело.
Обхватывая губы, беспощадно врываясь языком, терзая зубами, ловя хриплые стоны.
Сжимаю ягодицы, уже готовый снова ворваться и брать. Долго, тягуче, нежно. Но…
— Подожди, — хриплю, невероятной силой заставляя себя оторвать от этих губ, остановиться, когда тело уже на грани. — Я… Сказал тогда, что купил тебя, Мира. Забудь. Ты совершенно свободна. Я тебя отпускаю.
Опираюсь на руку над ее головой, жадно дыша, тяжело, на грани безумия всматриваясь в синь глаз, что пробуравила мое сердце насквозь.
Вместе с сердцем отрываю от себя свое единственное блаженство, но не могу по-другому.
Не могу заставить ее. Она будет со мной по своей воле или никак.
И все же…
— Свободна… — повторяю. — Если ты хочешь.
Чувствуя себя жалким слабаком, готовым упасть на колени и умолять.
— Не хочу, Антон, — замираю, вытягиваясь в натянутую, готовую в любой момент лопнуть, струну. — Ничего без тебя не хочу. Только с тобой. Всегда…