Бездна Челленджера
Шрифт:
Оказывается, ты знаешь все ответы. Твоя голова так забита ими, что готова расколоться. В любой момент она взорвется и на всех обрушится убойная доза радиации. Места, где ты жил, на сотни лет объявят опасной зоной, если ты не ослабишь давление, открыв тому, кто будет готов слушать, известную тебе правду. Видимые одному тебе линии, связывающие все вокруг.
И тебе нужно кому-то рассказать.
Так что ты бродишь по улицам и загружаешь прохожих околесицей, смысл которой понятен тебе одному. Люди странно на тебя смотрят, и даже в их взглядах ты видишь взаимосвязь между ними, тобой и остальным миром.
— Я вижу, что у вас
Она смотрит на тебя, отворачивается и спешит к машине, боясь твоих слов. И тебе хорошо. Или нет.
Ты чувствуешь боль где-то внизу и глядишь на свои ноги. Ты вышел босиком. Ты так и разгуливал — ноги все в царапинах, мозолях и крови. Ты не помнишь, когда успел снять ботинки, но все же ты их снял. Это тоже недаром. Теперь твоя плоть касается земли и внушает ей притягивать и тебя, и всех остальных. И вдруг ты понимаешь, что стоит тебе обуться, как гравитация прекратит действовать и всех сдует в космос, а все из-за крошечного слоя резины, отделяющего твои ноги от земли. Ты выключатель для земного тяготения. Знать это совершенно здорово, но твоя власть не может тебя не пугать. К тому же, червь из сердца той женщины каким-то образом очутился в тебе. Ты слышишь не удары пульса, а то, как он прогрызает путь внутри тебя, и тебе никак от него не избавиться.
За супермаркетом расположен офис захудалой турфирмы, мужественно борющейся за существование в век, когда все билеты заказываются через интернет. Ты проталкиваешься через двери:
— Помогите мне! Червь! Червь! Он знает то же, что и я, и хочет меня убить.
Но женщина в спортивном костюме выталкивает тебя на улицу с криком:
— Убирайся отсюда, а то я позову полицию!
Почему-то ты начинаешь смеяться, а твои ноги кровоточат, и это тебя тоже смешит, а на парковке стоит «BMW» с разбитой фарой, и ты плачешь. Ты прислоняешься к стене, сползаешь по ней и выплакиваешь всю душу. Ты вспоминаешь Иону: тот, чудом не переваренный китом, разрыдался на вершине горы, когда червь сожрал укрывавшую его лозу. Тот же самый червь. Ты понимаешь его. Солнце жгло Ионе голову, а он так мучился, что хотел умереть.
— Пожалуйста! — говоришь ты всем вокруг. — Пожалуйста, пусть это закончится! Пусть это просто закончится! — Наконец над тобой наклоняется женщина из торгового центра — она куда добрее, чем ведьма из турфирмы:
— Мне куда-нибудь позвонить? — заботливо спрашивает она. Но при одной мысли о том, что она позвонит твоим родителям и попросит тебя забрать, ты поднимаешься на ноги.
— Нет, все хорошо, — говоришь ты и уходишь. Ты говоришь себе, что все будет хорошо, если ты только отыщешь дорогу домой. И никакой кит тебя не проглотит. То, что тебя гложет, работает изнутри.
69. Неважно, что ты имел в виду
Перекличка. Белое небо, серый горизонт искрится крошечными молниями — не только впереди, но и во всех направлениях. Капитан расхаживает по верхней палубе, поглядывая сверху вниз на матросов, и рассуждает о важности нашей миссии и сегодняшнего дня:
— Сегодня мы испытаем колокол морехода Кейдена и раз и навсегда
— Это же не батискаф! — ору я. — Он не будет работать! Я другое имел в виду под колоколом для погружения!
— Уже неважно, что ты имел в виду.
Чтобы поднять ужасно отлитый колокол к борту, нужно больше дюжины матросов. Затем, по команде капитана, громадину сбрасывают в воду. Она тонет, как камень, а хорошо погрызенная одичавшими мозгами веревка рвется, и колокол отправляется в недостижимые глубины. На поверхность всплывает один-единственный пузырь — как будто морская отрыжка.
И капитан объявляет:
— Испытание прошло успешно!
— Что?! Где тут успех? — возмущаюсь я.
Капитан медленно направляется ко мне — его шаги стучат по медной палубе.
— Целью испытания, — объясняет он, — было опровергнуть твою теорию начет того, как достигнуть дна впадины. — Он кричит: — Ты ОШИБСЯ, парень! И чем быстрее ты признаешь свою огромную и непоправимую ошибку, тем скорее ты начнешь приносить пользу и мне, и общему делу. — Капитан удаляется, очень довольный собой.
Когда капитан скрывается из виду, на мое плечо — вот редкость! — садится попугай и произносит:
— Нужно поговорить.
70. Серебряная акула
Когда ты выходишь из дома, отец встает у тебя на пути:
— Куда это ты?
— Гулять.
— Снова? — В его тоне куда больше нажима, чем раньше, и он не спешит уступить тебе дорогу. — Кейден, у тебя все ноги в мозолях от этих прогулок.
— Значит, куплю ботинки получше. — Ты знаешь, что он не поймет, зачем тебе нужно ходить пешком. Движение сквозь мир помогает тебе не взорваться. Оно спасает мир. Успокаивает его. Теперь это не червь. Сегодня это осьминог с глазами вместо присосок на щупальцах. Он плавает у тебя в животе, меж внутренних органов, отчаянно пытаясь устроиться поудобнее. Но ты не станешь говорить об этом родителям. Они скажут, что тебя просто пучит.
— Я пойду с тобой, — говорит папа.
— Нет! Не надо! Тебе нельзя! — Ты отталкиваешь отца с дороги и выходишь на улицу. Сегодня ты в ботинках — и, оказывается, они совсем не мешают гравитации удерживать все на земле. Это глупость. Как можно было так думать? Но ты понимаешь, что, если бы ты никуда сегодня не пошел, непременно случилась бы какая-нибудь катастрофа и завтра ты увидел бы ее в новостях. Ты в этом даже не сомневаешься.
Пройдя три квартала, ты оборачиваешься и замечаешь папину машину. Она медленно следует за тобой, как серебряная акула. Ага! И у кого из вас паранойя? Если родителям приспичило следить за тобой, когда ты вышел погулять, у них точно не все дома.
Ты притворяешься, что не замечаешь машины. Просто гуляешь до глубокой ночи. Не останавливаясь, не обращаясь к людям. И позволяешь папе объехать с тобой все окрестности и вернуться домой.
71. Худший враг
Я просыпаюсь, вижу в изножье койки попугая и нервно сглатываю. Он перелетает поближе. Я чувствую на груди его острые когти. Но он не вонзает их в меня, а только осторожно шагает по драной простыне. Наконец его единственный здоровый глаз смотрит по очереди в оба моих.