Бездна голодных глаз
Шрифт:
— Скажи мне, Сарт, что ты создал сегодня?
Ночь. Темная Мать улыбается и дышит в окно прохладой.
— Я создал миф, Лайна… Я создал целый венок легенд: легенду о солдатах, которых Сиалла свела с ума и привела в свой храм вопреки воле их командиров; легенду о пьяной солдатне, протрезвевшей и преобразившейся перед таинством Богини, и взамен получившей иное, неземное опьянение… Легенду о появлении в Фольнарке самой Сиаллы-Страстной в сопровождении небесных музыкантов… и, наконец, легенду о тех командирах, которые запретили своим воинам идти на праздник
— Достаточно! — смеется в темноте Лайна, и мне кажется, что звездный хрусталь ночи тихонько позванивает в бархатной бесконечности…
— Ты знаешь, Лайна, — задумчиво шепчу я, и темнота затихает, вслушиваясь, — пожалуй, и мне хотелось бы уважить Сиаллу-Страстную и заняться тем, чем и положено заниматься в эту ночь.
— Тогда, о хитроумный Сарт, мне придется к тебе присоединиться — не заниматься же тебе этим в одиночестве? — и ночь снова заливается смехом, но на этот раз таким пьянящим и зовущим…
…Через некоторое время, расслабленно раскинувшись на постели, я услышал, как Лайна прошептала:
— Воистину, благословение Сиаллы снизошло на тебя! Раньше я не замечала за тобой такого усердия…
— Понятное дело, — бормочу я сквозь сон, — еще как снизошло… ведь я пил это вино вместе со всеми…
…Он проснулся от какого-то смутного предчувствия.
Одна из жриц Сиаллы добровольно вызвалась ублажать убогого — и, похоже, не прогадала, покинув его ложе только перед рассветом в полном изнеможении; но, тем не менее, спал он чутко и мгновенно сел на кровати, еще не понимая причины внезапного пробуждения.
Темнота окружала его. Он все никак не мог привыкнуть к ней, она давила, морочила; в ней ворочались чужие, неуютные шорохи, запахи…
Плохая темнота… лживая, как вечность…
Он встал, расплескав окружающий мрак, и подошел к двери. Открыл ее, постоял на пороге, вслушиваясь в неизвестное, тяжело поворачивая всклокоченную голову — и присел на корточки, обернувшись к проему спиной и нашаривая в углу тюк со своей звенящей поклажей.
— Тихо! — прошипел у него над ухом знакомый голос, и умелые пальцы захлестули горло слепого шелковым шнурком. — Молчи, калека!…
Коридор ожил тихими, вкрадчивыми шагами множества людей; вот они ближе, вот они совсем рядом, у двери в соседнюю комнату, и уже слышен тихий скрип железа, вставляемого в замок…
Эйнар медленно прижал подбородок к груди и выпрямился.
— Это ты, Ратан? — спокойно спросил отставной Мифотворец, не выпуская свой тюк. — Можешь не отвечать… Тебя хватка выдает. Ну что ж, держи крепче…
Тело слепого словно стало распухать, заполняя собой всю широкую рубаху, ворот затрещал от напора шейных мышц, и свободно свисавший пояс натянулся, плотно обхватив раздавшуюся талию.
Сзади послышались сдавленные проклятия, пальцы Ратана тщетно пытались удержать концы удавки, колено уперлось в
Он не слышал нетерпеливых возгласов в коридоре. Два удара слились для него в один — первый, ввергнувший его в бессмысленную незрячесть, и второй, сегодняшний, вычеркивающий все время, что прошло между ними, и возвративший Эйнара Безумного в горнило той битвы, откуда его с трудом вынесли взмыленные кони…
Стены вздрогнули от хриплого рева, огромный тюк взлетел в воздух и рухнул на потрясенного Ратана с его лопнувшим шнурком — и в распахнутое окно ворвался визжащий Ужас вместе со сгустком ярости по имени Роа…
15
…Когда я выскочил в коридор, судорожно натягивая одежду, все было кончено. Эйнар бродил между исковерканными телами людей в темно-лиловых накидках, а возбужденные птицы хлопали крыльями, и клювы их были измазаны свежей кровью.
Эйнар повернулся и долго смотрел на меня, словно не понимая, кого видит перед собой…
…Видит…
ВИДИТ!!!
— …Расскажи сказку, Сарт, — наконец прошептал он. — Расскажи сказку о вечном мальчике, которого выучили убивать… а вот как жить — не выучили… Да и зачем — жить?… Расскажи сказку, Сарт, ведь ты умеешь… или выколи мне глаза…
На полу возле комнаты Эйнара лежал раздавленный Ратан — я узнал его не сразу, и то лишь по связке ключей на поясе — а поверх него валялся рваный тюк с торчащими из прорех пластинами доспехов.
Я помнил эти доспехи. Я видел их на человеке, стоявшем напротив меня. На Мифотворце Эйнаре Безумном, по прозвищу Бич Божий.
Я только не знал раньше, что человек, носивший эти латы, способен плакать.
— Расскажи мне сказку, Сарт, — повторил Эйнар, глядя мимо меня, и я услышал шаги у себя за спиной. — Сказку о другом мальчике, которого злые люди состарили за один миг… Только конец пусть будет другой… счастливый… пожалуйста, Сарт, пусть — счастливый…
Я обернулся. По коридору, спотыкаясь, шел Грольн, неся на руках обмякшее тело Клейрис. Он подошел к нам, положил девушку на пол и принялся бессмысленно укрывать ее какими-то остатками одежды.
Потом Грольн поднял голову и посмотрел на нас сухими блестящими глазами.
— Ты знаешь, Сарт, — хрипло сказал Грольн Льняной Голос, — я сегодня умер. Научи меня, как жить дальше вот таким… мертвым…
Я опустился на колени возле Клейрис и откинул ткань с ее груди. К сердцу вчерашней богини была приколота записка. Приколота тонким-тонким стилетом, больше похожим на шило. Крови почти не было.
Я вырвал лезвие и выпрямился, глядя на обрывок пергамента.
«Ты — неглупый человек, Сарт, и мне было приятно побеседовать с тобой. Полагаю, что мы еще встретимся. Извини за неудачного посланца, но другого у меня не было. Сам знаешь — Мифотворцы нынче в цене, мало осталось…