Бездна голодных глаз
Шрифт:
Шел — и боялся. Мало чего промысловики боятся, а тут разобрало. Обряды, конечно, обрядами, да только слова — они и есть слова. Пустым словом, как известно, Переплет не колеблется. А вот на промысел выйти, когда вся твоя Фраза по домам рассиживается — это уже Поступок. И вряд ли он добром от Переплета отразится.
И точно — как в Книгу глядел! На третий день у Дурного Лога в болото провалился. Ну не было там зыбуна, отродясь не было, всякий скажет!.. тамошние трясины — смех один.
Вот мне смех тот боком и вышел.
Провалился я
Ведь ежели Переплет за дело платит — все, пиши пропало, не выберешься.
Раньше я бы и рыпаться не стал — принял бы, как должное, и сгинул бы в том болоте. А тут смотрю — стоит неподалеку у осинки чахлой Он. И осина та сквозь Него просвечивает, хотя до нее — рукой доплюнуть.
Видение, стало быть…
Постоял Он, помолчал и говорит тихо: «Что, Ах-охотник, забыл Меня?»
— Не забыл, — хриплю, — помню!.. руку, парень, руку дай…
«Нет, — качает Он головой непокрытой, — я тебе такому руки не дам. Не человек ты сейчас, а вошь Переплетная. Ведь говорил же тебе в Ларе — все, мол, на Себя беру. А ты тину глотаешь и пузыри пускать боишься! Сам себе руку подавай, Ах-охотник, а Я свое взял, и с Меня хватит…»
И так мне тошно от слов Его стало, что тина вонючая молоком парным показалась…
Топорик у меня в руке — ровно сам впрыгнул. Рванулся я лосем сохатым, осинку ту с перепугу с двух ударов свалил, поперек трясины деревина легла, я сверху, уцепился, дальше не помню…
…Стою на кочке, весь в грязюке, поджилки трусятся — но живой! Живой, братцы! Один стою, никого рядом, только будто кто меня слегка по плечу похлопал. Ветер, что ли?.. так не было ветра. Кто его знает — может, и вправду повезло; а может, действительно Он на Себя взял — потому и спасся?
Тут уж я крепче об этом задумался. Не сразу, а после, когда у костра от страха смертного отходил. И вышло по моему разумению, что парень этот — Он воистину! А мне, значит, обалдую немытому, честь великая выпала Его на ночь приютить и вроде как благословение получить. Вот и знак тому — спасение мое!
Ну как я мог молчать после этого?
…Сперва с дочкой парой слов перекинулся. С кем же еще, как не с ней — нет у меня больше никого…
— Помнишь, — говорю, — того…
Хотел сказать «парня», да как-то не сложилось. Не то слово.
— Ну, того, которого ты в Ларе… Его, в общем.
— Помню, — отвечает.
И все как-то странно на меня поглядывает — вроде ждет чего. Видела, небось, как я в болотной коросте с промысла приполз… Она ждет, а я молчу, как дурак. Не идут у меня слова с языка, ровно онемел. Только стою столбом — как тогда, на кочке — и улыбаюсь чему-то. А Менора тоже улыбается и уходит в избу, будто все у нас с ней оговорено, и не о чем больше толковать.
У порога остановилась и долго-долго косилась на меня через плечо — совсем как Лайза-покойница перед тем, как ее то ли дерево, то ли Боди…
Поговорили, значит.
Парни за ней бегать стали, за Менорой моей. Не по возрасту вроде им, лопухам тощим, зеленым — да и Меноре-то рановато, ежели по обычаю. Так увиваться для порядку не запрещено, поскольку за недобрый Поступок с девкой Переплет таким эхом громыхнет, что после некому каяться будет — вот они скромным табуном и шастают.
Разок застал их всем скопом на полянке одной потаенной — Менора у меня лисичка, ей места ведомы — нет, гляжу, ничего срамного или еще какого! Сидят кружком, а доча моя руками машет и что-то им втолковывает.
Я по лесу тихо хожу, меня парням не учуять… зато доча встрепенулась и глазами по кустам, по кустам…
Вышел я.
— Что, — говорю, — Люди Знака, добра вам всем полную пазуху, дома работы не нашлось? А то перегреетесь, сок внутри забродит да в голову и треснет не ко времени…
Сидят, помалкивают. А на меня смотрят — словно я им каждому по мешку куньих шкурок задаром отвалил. Мне аж неловко стало.
— Папа Его тоже видел, — это Менора моя вовремя влезла, вся в отца девка… — Правда, папа?
Я уже уйти хотел, а кивнул — ну так, не подумав, кивнул…
Тут они вообще на меня вылупились — ровно чудо какое узрели. Чувствую, краснею я, а при моей роже краснеть не положено. Ушел. Но смекнул, о чем Менора парням рассказывала. Ладно, пусть, слова Переплет не колеблют, а в случае чего — Он все на себя брал, и Менорин Поступок пускай заодно несет.
Вот брякнул, не подумав, и стыдно стало, словно вновь Он рядом стоит и головой качает…
На другой день, сам не знаю с чего, снова на охоту засобирался. Опять же умом понимаю, что не положено, и еще недели две-три не будет положено…
А, думаю, пойду — авось, сойдет!
И точно — сошло. Да не просто сошло, а очень даже сошло! Домой добычу еле донес, пот со лба утер и немедля в город нацелился — шкуры продавать. Деньжата как раз к концу подходили.
Правда, на промысел не в сезон сбегать — это одно, а вот товар в город не в сезон вывезти, Страничника своего не спросясь ни капельки — это совсем другое дело. Тут Поступок поболе будет. По лесу-то я один хожу, сам себе и Знак, и Слово; а в городе, на людях, Фразы длинные, немерянные…
Встрянет Ах поперек — что с ним станется?!
Да и шкурки-то так себе были. Зверь в межсезонье линючий, за такой мех много не дадут… Кстати, может потому и нет ни охоты, ни торговлишки особой в это время — а вовсе не потому, что так в Книге записано?
Косились мне в спину, нехорошо косились, когда я телегу со двора выводил — хоть и в рань несусветную собрался, чтоб глаза не мозолить… И все равно ни от глаз, ни от языков людских не ушел.
Ну да ладно, хрен с ними, который редьки не слаще… Тем паче, что дорога на удивление гладкой вышла. И лошадка за три дня не обезножела, и погодка баловала, и с харчами неплохо, а в одном трактире даже на дармовщинку подкормили…