Бездна кошмара
Шрифт:
Самой девушки было не видать.
Со стороны зала слышался приглушённый треск.
Я приподнялся, завязал волосы и оделся в школьную форму. Какой сегодня день недели?.. Неважно. Я вышел в зал и увидел Нанако. Девочка сидела за плитой, растопырив колени в зелёных шортах, и задумчиво смотрела в кипящую кастрюлю.
12. давай поиграем
Я приподнялся, завязал волосы и оделся в школьную форму. Какой сегодня день недели?.. Неважно. Я вышел в зал и увидел Нанако. Девочка сидела за плитой, растопырив колени в зелёных шортах, и
— Доброе утро, — опомнилась и улыбнулась мне умеренно светлой, как утреннее небо, улыбкой.
— Доброе, — я зевнул, прикрывая розовые губы ладошкой, и присел за столик.
— А где остальные?
— Мой брат ушёл за покупками. Кирияма сказал, что ему нужно помочь по дому, но что он «точно вернётся сегодня», Юки тоже пошла домой.
— Юки?.. А, Мурасаки, точно.
Если так подумать, она никогда не говорила мне своего имени... С другой стороны, я его и не спрашивал. Я кивнул сам себе, и вдруг заметил, что Нанако поглядывает на меня немного подозрительным взглядом:
— Ямато... — сказала она напряжённым голосом.
— Что? — я выпрямил спину.
— А ты... — девочка задумалась, как будто пытаясь подобрать правильную фразу.
— ...Неважно, — наконец она покачала головой.
Неужели она... Нет, вряд ли.
Затем повисла неловкая пауза.
Стараясь её разрушить, Нанако, хорошая она была девочка, заметила:
— Сегодня последний день, так? Помочь собрать вещи?
— Нет, я сама... Сильно вы от нас устали?
— Нет, — Нанако покачала головой. — Обычно, я только и делаю, что смотрю телевизор, когда Мацуя нет. А так, — она развела реки, — разнообразие.
— Ну да, — я покосился на её ноги. Спросил:
— А у тебя есть коляска... Или что-то в этом роде.
— Есть, — сказала Нанако. — В кладовке. Но я стараюсь её не использовать. Здесь такая улица, что одно неверное движение, и жух! Шуганёшь с холма прямо вниз, — она улыбнулась.
— Только Мацуя меня иногда выводит. Всегда соглашается, если я прошу, но ему это неловко, по лицу видно. Вот и я стараюсь не выходить.
— Ну да, место неподходящее, — мне вспомнились здешние ухабы и отвесные дорожки.
— Какой был дом, такой нам и дали.
— Дали? В смысле?
Нанако замялась. В кастрюльке лопались пузыри.
— Сделаем вид, что я ничего не спрашивала?.. — предложил я.
— Нет, — девочка покачала головой и выдавила улыбку. — Всё нормально, это я так... Не люблю об этом вспоминать, — она посмотрела на свои коленки. — Два года назад. Пятый дистрикт, слышала?
— Да.
На самом деле нет.
— Так вы...
— Угу, — она кивнула. — Не успели сбежать. Наши родители остались в развалинах, а меня вытащил Мацуя. Ну, почти всю, — она усмехнулась. — Кое-что забыл. У него тогда было такое лицо. Всё в пепле на фоне звёздного неба и пожара, а глаза горят.
— Поэтому он так старается в учёбе?
— Ну да. Сперва он всё время следил за мной, мне было даже немного неловко, а потом, когда сделался Стражем, только об этом и думает. Так даже и лучше, как по мне. Более... правильно.
Она пожала плечами.
И снова повисла тишина.
— ...Хотя иногда он тратит на это слишком много времени, — с напускным
— Ха-ха...
— Ничего смешного. Кстати, а ты о нём что думаешь?
— Сватничаешь?
— Немного.
— Ничего не выйдет. Не в обиду твоему брату, но скажем так: у меня своеобразные предпочтения.
Нанако понимающе кивнула. Затем сказала:
— Ну ладно. Всё равно ему нужен кто-нибудь более умеренный. Ой, то есть, — она извиняюще вскинула руки.
— Ничего, сама вижу, что я не очень «умеренная», — я прыснул, показывая свои белые зубки.
После этого я спросил, что сегодня на обед, и не рановато ли для готовки. Нанако ответила, что нет, поскольку сегодня последний день и она хотела приготовить особенное блюдо на прощание — говяжий суп. Наваривать такой нужно весь день, а то и больше. Мацуя ушёл в магазин за продуктами и скоро вернётся.
— Кстати, — сказала Нанако, помешивая бурлящую воду железной ложкой. — А можно один вопрос, — её голос притих.
— Можно. Спрашивай конечно.
Нанако кивнула и опустила голову, протянув лицо перед парным котелком.
— Для тебя это игра?
— Ты о чём?
— О чём, да... — она нахмурилась, как будто пытаясь подобрать правильное слово, и провела пальцем по железной кастрюльке, облизала его и вдруг заговорила:
— Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять. Шесть, семь, восемь, мы попросим, чтобы зайчик нас обнял. Девять, шею мы свернём, зайку нашего убьём, и зажарим, и сожрём...
Я заворожённо, с холодом на сердце, слушал мелодию, которую девочка напевала своим звонким, и самую малость низким голосом. Потом я заметил, что всё это время Нанако водит кончиком своего пальцы по кипящей воде. Он весь покраснел, и с него слезала липкая кожа. Я немедленно схватил её за руку и отвёл её в сторону. Тогда Нанако медленно отвернулась от кастрюли, в которой разварилась белая плёночка, посмотрела на меня своими тёмными глазами и сказала:
— Давай. Давай, давай проиграем, Я-ма-то... У тебя десять минут. Кто не спрятался, я не виновата, — проговорила девочка и вдруг усмехнулась безумной улыбкой, от которой по всему моему телу побежали мурашки, а затем неожиданно обвисла прямо у меня на руках. Пожелала так, приподняла голову, поморщилась и схватилась сперва за лоб, а затем за свой палец.
— Ай, — Нанако вскрикнула и поморщилась. — Ой... Я случайно, — сказала он, разглядывая покрасневшую фалангу своего пальца.
— Ямато, можешь принести аптечку из ванной?.. Что-то я заговорилась и обожглась. Дура, — она вздохнула.
Я кивнул, молчал поднялся и принёс пластырь. Всё то время, пока я шёл по коридору, а затем наблюдал, как Нанако завязывает облезший палец, в моей голове звучал этот голос: Давай, давай поиграем, Ямато...
Я посмотрел на время. Электронные часы возле телевизора показывали 10:21. Через пять минут Нанако закончила завязывать палец, поморщилась, снова подобрала ложку и сказала: