Бездна. Спаситель
Шрифт:
Туда-сюда.
Туда-сюда.
Туда-сюда.
Продолжая переминаться с ноги на ногу.
– Все нормально, – заключил Алексей. – Все готовы?
Кида закивала.
Антон сказал:
– Я готов.
Старший вернул брату сверток и сказал:
– И я готов. Срывай печать, пока я не обосрался…
Глава 10
ТЮРЬМА
Охотник лежал на узких нарах. Поверх них была постелена старая шкура. Ее уже протерли до дыр. Прошлые заключенные.
Сколько их было? Сотни? Тысячи? Десятки
Анатолий не знал.
В камере было зябко и сыро, как в подвале, который затопило нечистотами до самых колен. Помещение было выложено из темных и кривых камней. Глыбы были покрыты толстым слоем плесени и бурой слизи. Пол камеры был из того же камня, что и стены. Но он был ровным. Толстый слой грязи и нечистот все сровнял.
Освещения внутри камеры не было. Днем в зловонное помещение просачивался дневной свет. Через узкое окно под самым потолком. Поперек окна шло несколько толстых металлических прутьев. Они были ржавыми и грязными. Настолько, насколько это вообще было возможно. Когда за окном темнело, камеру освещал скудный свет факелов. Он просачивался в помещение сквозь дверную решетку. За решеткой был коридор. А в нем – охрана.
Еще в коридоре постоянно были движение и возня. Из грязных камер регулярно выносили трупы мерших заключенных. Освободившиеся нары пустовали недолго. Свежее мясо поступало ровным потоком.
Коридор за дверной решеткой был длинным и извилистым. Камер в тюрьме были тысячи. И все они были наполнены до самых краев.
Анатолий лежал и просто смотрел в потолок. Думал, что делать. Он был здесь уже два дня. И ему тут не нравилось.
Кормили заключенных один раз в день. В двери имелась горизонтальная щель. У самого пола. В нее утром просовывали миски с едой. Еда была отвратная. Если пожарить грязные носки на соплях, то получилось бы гораздо вкуснее и питательнее. Но, судя по звукам в соседних камерах, некоторые заключенные дрались из-за «еды».
В камере было две пары нар. Пара снизу и пара сверху. Прямо, как в купе поезда. Вместе с Анатолием в камере «жили» еще трое – двое мужчин и одна женщина.
Первый мужчина-сокамерник был колдуном. Его нары располагались над нарами Анатолия. У левой стены, если смотреть ото входа. Колдун был седым и сутулым. Кудрявые волосы свисали ему до плеч. Его лицо было сморщено, как сухофрукт. Глаза скрывались за узкими щелками. Цвет их было не разобрать. На колдуне был грязный серый халат. Судя по запаху, который исходил от халата, старик был в тюрьме уже давно. И ни разу не мылся. Колдун лежал на нарах и бормотал сам с собой. Кажется, он уже начинал сходить с ума.
О возрасте колдуна судить было трудно. Сам он на эту тему не откровенничал. Он вообще ни с кем не говорил. Колдуны весьма неплохо сохранялись. Магия замедляла старение. И чем больше была магическая сила, тем медленнее старело существо. Предполагалось, что безграничная магическая мощь дает бессмертие. Возможно, это так и было.
Никто точно не знал.
Второй мужчина-сокамерник сейчас тихо спал. Он отвернулся к стене еще вчера. И больше не шевелился. Возможно, он уже день, как умер. Это был достаточно молодой мужчина. На вид ему – лет двадцать. Может, двадцать пять. Мужчина носил бороду. Густая каштановая борода свалялась и прилипла к груди.
Девушка-сокамерник ходила взад-вперед. От двери к дальней стене. От дальней стены к двери. Постоянно. Она была весьма молодой. На вид ей было лет семнадцать. Не больше. На ней были грязные крестьянские лохмотья. Что-то вроде платья, которое доходило до самых щиколоток. Кудрявые светлые волосы девушки свисали до пояса. Глаза были огромными и голубыми, как небо. На круглощеком лице не было морщин. Лишь несколько прыщей. Девушка была в камере уже около месяца. Не смотря на отвратное питание, ее фигура еще была хороша. Пышный бюст. Узкая талия. Крутые бедра. Девушка была единственным человеком, с которым Анатолий говорил за прошедшие дни. От нее он в общих чертах узнал, что это вообще за место и какие вещи тут происходят.
Она рассказала, как попала в тюрьму:
– Откуда я могла знать, что те фолианты разрешено открывать лишь избранным… Откуда я могла знать!? – вот и вся ее история.
Она рассказывала ее снова и снова.
Уже тысячи раз.
– Клянусь, если она не заткнется, то я ее придушу, – думал про себя Анатолий. – Как же она меня нервирует… Кажется, колдун спятил из-за нее… Я в этом уверен. А парень… Тот вообще уснул. И больше не просыпается… Надо выбираться отсюда… Надо выбираться…
В коридоре снова тащили чей-то труп. Их таскали постоянно. Когда заключенные умирали, их тела выносили из камеры без всяких носилок. Брали на ноги и тащили тело по полу.
Весь пол в коридоре был перемазан гниющей кровью, слизью и нечистотами. Трупными нечистотами.
Анатолию тут не нравилось…
Сильные заключенные могли заработать на вторую порцию еды. Для этого им необходимо было постучать миской по решетке. После этого – заключенного выводили во внутренний двор. А оттуда вели в шахту. Десять часов непрерывной работы в шахте – и заключенный получал лишнюю миску с едой.
Если он на секунду прекращал махать киркой… Если он останавливался с ведром… Заключенного били длинными гибкими прутами.
Многие умирали в шахте в свой первый же раз. И оставались там лежать. Гнить. Остальным заключенным приходилось перешагивать через гниющие трупы во время работы. Вся шахта была завалена телами. Свежих было много. Но сгнивших скелетов было еще больше. Весь пол в шахте был усыпан трупами. Они были, как паркет. Из-за вони дышать в шахте было невозможно. Тут и говорить нечего. Воздух там был переполнен мухами и трупными газами.
В первый раз рвало всех. Рвало так, что заключенные едва не выплевывали внутренности. Они блевали несколько часов. Блевали до тех пор, пока у них внутри совершенно ничего не оставалось.
Но работали.
Иначе охрана начинала избивать их. Пара ударов – и человек уже не мог подняться. Из-за боли.
Анатолий решил, что ему вполне достаточно одной миски еды.
Здание тюрьмы было огромным. Многоэтажным. И стояло оно посреди городка фанатиков. В эту тюрьму отправляли тех, кто нарушил особый раздел «правил», которые постоянно переписывались и дополнялись. И сами себе противоречили.
– Наверное, и земные законы ждет та же участь, – однажды подумал про себя Анатолий. – Рано или поздно.