Бездна
Шрифт:
16. 9. 33-29. 7. 37 г.
– Прокурор Гамбурга.
1937 г.
– 1942 г.
– Начальник криминальной полиции Гамбурга, старший правительственный советник.
1942 г.
– Действующая армия, Восточный фронт. Начальник эйнзацгруппы "Д", генерал СС.
* * *
...БИРКАМП Вальтер, умер в 1945 г. в городе Шарбойтц и похоронен в Тиммердорферштрандте. Факт его смерти зарегистрирован в книге умерших в Управлении Гражданского состояния в Глешендорфе...
* * *
...По заслуживающим доверия данным, БИРКАМП Вальтер, 1901 г., уроженец гор. Гамбурга, жив и в настоящее время скрывается под вымышленной фамилией в ФРГ.
Итак, генерал Вальтер Биркамп до сих пор не разыскан, он - по одним сведениям - умер, а по другим (более достоверным) -
Предположим, однако, что генерал Биркамп жив и не разыскан, и это обстоятельство меня очень озадачивает, так как не могу же я обойтись без генерала Биркампа, который возглавлял "эйнзацгруппу "Д" - то есть ту зону, где происходит действие всей моей книги.
В ведении генерала Биркампа были Ростов, и Таганрог, и Ейск, и Краснодар. Сохранились документы, которые Биркамп составлял: месячная сводка - "с 16 ноября по 15 декабря расстреляно 75881 человек"; двухнедельные отчеты - "с 1.III.42 по 15.III.42 - евреев - 678, коммунистов - 359, цыган - 810... С 15.III.42 по 30.III.42 - евреев - 588, коммунистов - 405, цыган - 261"; обнаружена телеграмма - "меры к выявлению лиц, уклонившихся от расстрела, принимаются"; найдено также предписание, которое штаб 11-й армии направил генералу Биркампу, - просьбу закончить "массовую акцию" к рождеству, чтобы не омрачать праздник, "для ускорения акции пpeдоставляем в ваше распоряжение газолин, грузовики и людской персонал"...
Но где найти самого генерала Биркампа? В Западной Германии я заглядывал в телефонные справочники, спрашивал о нем журналистов. Никто его на видел, не знает. И все же мой "разговор" с Биркампом состоялся, и я привожу его здесь в том виде, в каком он сложился в моем воображении.
Мне почти не приходилось фантазировать: достаточно было вспомнить разговоры с некоторыми западногерманскими собеседниками, перечитать западногерманские газеты, материалы судебных процессов в ФРГ, вникнуть в характер обвинения и защиты, чтобы передо мной возник живой Биркамп, неразоружившийся нацист, который и сегодня представляет не меньшую опасность, чем в годы, когда он командовал своей эйнзацгруппой.
* * *
– ...Вы должны понять меня правильно - легче всего осуждать, клеймить, тем более сейчас, когда это "клеймение" не стоит вам никакого риска... Извините, не могу отказать себе в удовольствии: хочу представить себе, как бы вы разговаривали со мной году в сорок втором, сорок третьем... Вас привели бы ко мне в полуобморочном состоянии, вы знали бы, что вас ждет смерть, и, может быть (я допускаю это!), приготовились бы к предсмертной тираде, поскольку терять вам все равно уже нечего и вы захотели бы уйти из жизни эффектно, с достоинством (в вашем понимании этого слова) - ну, допустим, решились бы сказать мне напоследок какую-нибудь гадость. Но эффекты на меня не действуют, - что значат все эти предсмертные выкрики и что они могут изменить в вашем или в моем положении? Вас расстреляют или повесят, а жизнь пойдет своим чередом, вне зависимости от того, покинули вы ее "с честью" или униженно молили о пощаде. Люди бесконечно наивны - я убеждался в этом не раз, они придают слишком большое значение словам, забывая о том, что только конкретные действия могут принести пользу...
Так вот, в Россию я прибыл для того, чтобы действовать. Если вам угодно, я готов признать, что действовали мы во многом неправильно, чересчур прямолинейно, глупо. Глупо именно потому, что не учли того значения, которое люди придают словам, - просто взяли и отбросили все эти словесные побрякушки: "вера", "добро", "справедливость", "свобода", "любовь", "демократия", - ах, таких слов я могу набрать сколько угодно. Мы не учли, что от побрякушек людей надо отучать постепенно, а не сразу, так как подавляющее большинство человечества еще не доросло до того, чтобы обходиться без декламации. Теперь я убежден, что мы достигли бы лучших результатов, если бы почаще прибегали к этим испытанным, доступным примитивному человеческому пониманию терминам.
Человек непременно нуждается в словах: он оправдает
Дело в непривычности и необычности наших методов, которые не укладываются в консервативное человеческое сознание. Нас постигла участь новаторов, не понятых современниками. Всех, например, ужаснули газовые автомобили. Подумать только - отработанным автомобильным газом нацисты умерщвляют людей! Это считается чудовищным злодейством, хотя, как известно, смерть в газовых автомобилях наступает через 10-15 минут после подключения шланга и, следовательно, длительность процесса является ничтожной. Подумайте, скольких людей мы избавили от мучительных переживаний, которые человек испытывает, когда его ведут на расстрел или на виселицу.
Гуманизм конкретен, у Мольтке есть слова, повторенные Гитлером в "Майн кампф": "Самое гуманное - как можно быстрее расправиться с врагом. Чем быстрее мы с ним покончим, тем меньше будут его мучения".
В газовом автомобиле смерть настигает человека внезапно, промежуток между осознанием смерти и самой смертью длится мгновение. Это было в буквальном смысле благом, благом для обеих сторон: для тех, кого казнят, и для исполнителей казни, которых мы уберегали от растлевающего зрелища смерти и человеческих мук. Небольшая резиновая трубка, гофрированный шланг, равнодушно выполняет работу, на которую потребовалось бы выделить добрый десяток солдат, подвергая их жестоким нравственным терзаниям{3}.
Из-за чего же тогда столько шуму? А опять-таки из-за того, что газовый автомобиль мы применили первыми, не дав человечеству как следует привыкнуть к этому нововведению и не дожидаясь, пока так называемые душегубки прочно войдут в обиход, подобно тому как вошли паровой двигатель, поезд, беспроволочный телеграф, электричество, которые ведь тоже когда-то считались "порождением дьявола"!..
Или возьмите лагеря смерти. "Как так?
– говорят наши обвинители.Четыре миллиона человек погибло в Освенциме, старики, женщины, дети!.." При этом умалчивают, что эти четыре миллиона были уничтожены в течение четырех лет, что означает (займемся арифметикой) - по миллиону в год, по 90 тысяч человек в месяц, по 3600 человек в сутки, по 125 человек в час. Но во время одного только налета на Гамбург за два часа погибло 30 тысяч человек, среди которых также были женщины, старики и дети! Что же получается? Убивать стариков и детей бомбами, заживо хоронить их под кирпичными развалинами, поливать горящим фосфором - можно, дозволено, это, так сказать, хотя и неприятно, но все же куда ни шло, а производить ликвидацию в лагерном крематории или в газовой камере - значит совершать преступление! Но ведь все это опять-таки игра в термины, фетишизация слов: "газовая камера" плохо, "бомбардировка", "налет на город" - приемлемо.
Нет, мы ничем не хуже других, и если мы в чем и виноваты, то лишь в том, что проиграли войну {4}.
Говорят о морали, о нарушении договоров, об агрессии. Но скажите, пожалуйста, когда, какой политик руководствовался в своих действиях соображениями морали, а не элементарной целесообразностью? Иначе в мире давно бы воцарились неразбериха и хаос!
При всем этом я вовсе не собираюсь полностью оправдывать газовые камеры, крематории и массовые расстрелы, то есть те самые "ужасы", которыми вот уже двадцать с лишним лет кормятся писатели, публицисты и создатели кинофильмов. Между прочим, интересно, что делали бы эти господа, если бы не было нас? Некоторые на описании гестаповских ужасов нажили целые состояния... Так вот, я повторяю, что сейчас, по прошествии стольких лет, я считаю ряд наших мероприятий излишними, если на абсурдными.