Безнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен
Шрифт:
Испания?! Почему он выбрал ее как образец чужеродности?
— Наш народ издавна живет на островах, на морских берегах, в краях долгих ночей и долгих дней. Уравновешенность и спокойствие не в нашем характере. Некоторые по-прежнему говорят на древнем гэльском языке, он схож с наречиями острова Мэн, побережья Уэльса, Бретани и всех прочих скалистых и суровых окраин вашего богатого королевства. Мы держимся за свою самобытность, благоденствуем и не нуждаемся в вас!
— Нет, неправда! Без мира с Англией вам не выжить, вас раздавят, а вашу кельтскую морскую
— Вам не устрашить меня! — оскалившись, прорычал он.
Да, именно прорычал: как северный волк. Я никогда еще не слышал такого звука из человеческой глотки. Не дожидаясь моего разрешения, посол запахнул плед и удалился.
Он был прав. В глубине души я сам считал так же. Шотландию не измерить английским умом, и поэтому нам никогда не удастся понять друг друга.
Что он там говорил о кельтских родственных связях? Уэльс, Бретань, Ирландия и Мэн? Я сам был валлийцем. В юности, по крайней мере, я говорил на этом языке. Неужели я не способен понять их настроения? Разве у меня с ними нет совсем ничего общего?
Поэзия порой волновала меня до дрожи. Музыка могла перенести в иной мир, и я сам не понимал, откуда взялся у меня столь высокий дар. Не эти ли способности, таланты, озаряющие, смягчающие и возвышающие мою натуру, свидетельствовали о принадлежности к кельтам? Но что, если подобное родство определяло личность в целом? Внезапно мне подумалось, что я понял шотландцев, и отчасти, в духовном смысле, они меня привлекали; но в действительности я воспринимал их как непримиримых врагов, с коими невозможно ужиться.
До прихода папского посланника оставалось четверть часа. Я должен взять себя в руки. Головная боль уменьшилась, но не прошла до конца. Я бросил взгляд на склянку с изумрудным бальзамом. Я принял уже двойную дозу. И больше пока нельзя.
Необходимо иметь ясные мысли для встречи с папским нунцием. А что, собственно, я хотел услышать от него и заявить ему сам?
Папское представительство в Англии сократилось до одного скромного иноземца… Разве лет десять тому назад кто-то мог представить подобное?! В то время папство царило повсюду — проповедуя, наказывая, проверяя. Легаты понтифика пытались управлять всем христианским миром. А нынче Папа не играет никакой роли в моем королевстве, и лишь по моему особому разрешению в Англии оставлен его представитель.
— Джузеппе Доминичи, нунций Святейшего престола.
— Проводите его ко мне, — приказал я, сопроводив распоряжение повелительным жестом.
Вновь расположившись на троне, я поправил складки государственной мантии. Встреча с папским послом требовала особых церемоний.
Двери распахнулись, и в зал вошел невзрачный худосочный коротышка. Боже мой, как мог Папа выбрать для своего представительства в Англии такого заморыша? Но недоумение почти сразу сменилось восхищением. Только совершенно уверенный в себе человек мог выбрать столь непривлекательного посла для выражения его воли во враждебной стране.
— Джузеппе Доминичи, — с поклоном произнес коротышка, —
Природа наделила беднягу малоприятным грубоватым лицом, в котором явно не читался высокий ум.
Я подождал, что он еще скажет. Но посол выжидающе умолк. Пауза затягивалась.
— Расскажите мне, как прошло ваше путешествие к нам, — нарушил я молчание.
— Оно началось год тому назад, — ответил он, — и продлилось долгие месяцы. Мне пришлось проехать по областям Нидерландов, кои я предпочел бы никогда более не видеть. Мой наряд вызывал у местных жителей крайнее раздражение, а в Амстердаме меня даже побили камнями.
— Неужели положение настолько серьезно? — удивился я.
— В некоторых провинциях человеку в черном облачении находиться небезопасно.
— Даже вдовам?
— Даже вдовам. — Он рассмеялся. — Крайние протестанты, видите ли, не признают траур.
Неужели они отказались даже от этого? Боже, какой позор!
— Штормовые времена, — осторожно заметил я.
— Англичане более благовоспитанны.
— У них благовоспитанный государь, — ответил я, — а долг правителей склонять подданных к дружелюбию.
Я никогда не позволял грубости по отношению к иноземцам.
— В вопросах религии тоже?
Ну вот мы и подошли к скользкой теме.
— Христианские монархи ответственны за поддержание истинной веры и соблюдение заповедей в подвластных им королевствах.
— А мой господин, Его Святейшество Павел Третий мог бы снять с вас столь обременительную ответственность, — заявил нунций, приподняв брови.
Он более прямолинеен, чем я.
— Сие есть благословенное призвание святого отца, — продолжил он. — Наш Владыка Небесный предвидел, что на долю христианских правителей выпадет множество мирских забот, и посему, в Своем сиятельном милосердии, Он предназначил благословенного наместника для…
— Посредничества, — закончил я за него. — Мои духовные обязанности не мешают мне управлять государством.
— Но нельзя полноценно поддерживать порядок в обоих ведомствах, — вежливо возразил он. — Человек не в силах угодить двум господам. Вы, ваше величество, стремитесь служить одновременно и Богу, и мамоне. И ваши попытки обречены на провал.
— Я не понимаю смысла этого слова.
— Но вы притязаете на двойное главенство… А я говорю вам: сие невозможно. Так утверждал Господь. Я ссылаюсь на Священное Писание, а не на его толкования.
— Тогда ваш господин, Папа, является главным примером заблуждения. Поскольку он так и сяк усаживался на два стула — и ничего хорошего из этого не вышло. Духовное наставничество привело к такому упадку нравов, что его отвергли даже простые верующие. Мирское руководство завело нас в такие дебри, что половина европейских стран восстала против него. Пусть Его Святейшество заботится об исполнении заповедей якобы почитаемого им Владыки!
— Якобы почитаемого?
— Он ведь утверждает, что является наместником Христа. Однако видим ли мы в нем истинного наследника Спасителя?