Безнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен

Джордж Маргарет

LXII

Я стоял один у борта, глядя на светлеющие небеса. Я вышел сюда еще в кромешном мраке, желая встретить рассвет на палубе.

Ночному бдению присуще нечто священное. Первые монахи мудро назначили первую молитвенную службу на полночь. Поистине, час этот благословен. И я молился в ночи на палубе, молился о благоденствии Англии — казалось, в этом пустынном безмолвии мои просьбы будут лучше услышаны на небесах.

Лишь бы нам удалось отбить вражеское нападение, неслыханное по размаху за всю английскую историю! Я чувствовал

себя виновным в том, что не наладил отношения с Францией. Подобно промахнувшемуся охотнику, я допустил ужасную оплошность: я не убил зверя, а лишь ранил, разъярив его и тем самым побудив к ответному нападению.

А еще я ошибся с Шотландией. Мне стало это ясно только теперь. Их знать ерепенилась: «Шотландия не нуждается ни в вашем расположении, ни в брачном союзе с Англией». Я повел себя со скоттами с глупой безрассудностью; мне так не терпелось заключить союз, буквально плывущий в руки, что я бездумно дал волю нетерпению, оскорбил и запугал их до того, что им не оставалось ничего другого, как воззвать к помощи Франциска.

Ох, какого же дурака я свалял! Но должна ли Англия расплачиваться за это?

«Пусть падет кара на мою голову, — молился я. — Избавь, Господи, от расплаты королевство сие».

Однако в глубине души я понимал, что моя близорукость, многочисленные оплошности и все недостатки, не изжитые мной за долгие годы правления, ложатся огромной тяжестью на плечи простых кентских солдат и матросов. Сто с лишним судов ждут врага на нашей водной границе!

Забыв о счастье, дарованном мне в ночи Кейт, я стоял у борта, терзаемый душевными муками. Для своей жены я был мужем, но в преддверии этого сражения я обязан быть королем. Каюсь, я, король Англии, и не кто иной, подверг свою страну страшной опасности. «Избави нас, о Господи, от врагов наших».

* * *

Небо заметно посветлело, и я уже видел линию горизонта, пустынную туманную даль. Французы еще не появлялись. На восходе и на закате ветер обычно стихал, но вскоре он наберет силу. Я знал, что сегодня враг нападет на нас. Наступил первый день войны.

В четыре утра традиционно сменялись вахтенные. Утренний дозорный как раз вышел на палубу, и я услышал, как он переговаривается с приятелем, отстоявшим вахту с полуночи до четырех часов. Голоса обоих звучали сонно.

Берег озарился сиянием. Над восточным краем моря поднималось солнце, его лучи уже коснулись верхних, свернутых пока парусов, пробираясь в их складки. Корабли начали оживать. С камбуза потянуло дымком, в печах затеплились угли. Мое молитвенное уединение закончилось, пора возвращаться к мирским делам.

* * *

К завтраку, накрытому на том же столе, что и вчера, к нам с Кейт присоединились капитан и его помощник. Но сегодня на бурой домотканой скатерти расставили оловянную посуду и трапеза сопровождалась людским гомоном. Мы отведали галет, вяленого мяса и подогретого эля — чтобы узнать, чем кормятся наши матросы. Впечатление оказалось удручающим. Об галету я едва не сломал зубы.

— У нас говорят, что если такая галета упадет, то прибьет любого, кто спрятался

под столом, — пошутил подавальщик, тощий юнга лет шестнадцати, и сам расхохотался.

Его смех был похож на лошадиное ржание.

— Но ведь от соленого мяса мы через два часа начнем мучиться от жажды, — с недоумением заметила Кейт. — А ее не утолить морской водой. Как же вы справляетесь с такими трудностями, когда корабль в открытом море? Может, разумнее брать на борт другое продовольствие?

— Свежее мясо быстро портится, — пояснил первый помощник. — А держать на судне всякую животину — птицу или скот — еще сложнее, чем хранить лишние бочки с водой.

— А зачем вообще нужно мясо?

— Без него никак нельзя. Некоторое время матросы, конечно, могут обойтись галетами, но когда дело доходит до тяжелой работы… одним хлебом сыт не будешь, да и прыти он не прибавит, — пожал он плечами.

— Не хлебом единым жив человек, — пробасил капитан, считая, что высказался остроумно.

— Очевидно, — с редкой резкостью ответила Кейт.

Ее раздражали шутливые упоминания Писания.

— Значит, наши моряки живут на таком скудном пайке? — спросил я, изрядно удивившись.

— В дальних походах — да. Хуже всего приходится испанцам в плаваниях к Новой Испании. Половина команды умирает по пути туда, — сообщил капитан. — Мы все благодарны тому, что по мудрости своей ваше величество не проявляет интереса к так называемому Новому Свету.

Верно, Новый Свет с его раскрашенными дикарями и каменными городами не стоит таких затрат.

— Удивительно, что корабли выдерживают столь дальние странствия, — сказал я. — Мне кажется…

Внезапно раздался оглушительный взрыв, породивший шквальный всплеск волн в гавани. Наш корабль сильно качнуло, и все, что нам подали на завтрак, попадало со стола. Галеты и правда ударились о палубу, точно камни.

Я вскочил и бросился к борту. Французы! Вражеские парусники заполонили горизонт, выстроенные в линию суда походили на гвозди, забитые с равными интервалами в гигантскую доску. И первым к нам приближался громадный военный галеон — именно он, точно насмехаясь, дал премьерный залп по нашей гавани. Пока я разглядывал надвигающуюся на нас армаду, громыхнула еще одна пушка. Война началась.

— Мне необходимо вернуться на берег для командования сухопутными войсками, — отрывисто сказал я, поворачиваясь к капитану. — Да дарует вам Господь победу.

Очередной выстрел, и новая волна качнула нас с такой силой, что я, потеряв равновесие, привалился к капитану

— Как только мы сойдем, — добавил я, — вступайте в сражение.

Я схватил Кейт за руку, и мы быстро покинули карраку.

С ужасом я смотрел, как «Большой Гарри» разворачивает паруса. Это был длительный процесс, а французы быстро приближались, надеясь потопить английский флагман, пока он стоит на приколе. Вот уж они порадовались бы! Я едва дышал — словно задержка дыхания могла сберечь время, — глядя, как моя каррака набирает скорость и ловко уклоняется от преследующего ее французского галеона, который, разогнавшись, едва не сел на мель.