Безнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен
Шрифт:
— Леди Латимер, вы сегодня излишне серьезны, — пожурил я ее. — Безусловно, отмечая рождение Младенца, явленного людям как дар Божий, не следует предаваться печали о грядущем предательстве и распятии Христа.
В ее темных глазах загорелся огонек живой заинтересованности. Значит, именно теология способна воспламенить ее чувства.
— Ах, простите, ваше величество! Но для меня все едино — и Его совершенство, и таинство Его рождения. Языческие короли принесли золото, ладан и мирру — печальные предвестники будущей смерти и погребения Господа. «Мария сохраняла все слова эти, слагая в сердце Своем» [28] .
28
Евангелие от Луки, 2:19.
Я заметил, что она не называла Марию Богоматерью или Мадонной.
— …Может, она спрятала приношения волхвов в сундуке с бельем и, закончив повседневные труды и ожидая возвращения с работы Иосифа, поглядывала на них изредка? Касалась ли она Святых Даров, вновь и вновь постигая их чудотворные силы, снизошло ли на нее прозрение?
Вдова Латимер оказалась самой смелой мечтательницей, с какой меня сводила жизнь, но ее отвага распространялась лишь на незримые и неведомые сущности.
— Она наверняка продала золото и драгоценные смолы, дабы оплатить путешествие в Египет, — с практичным видом заявила Елизавета.
Боже, как попала принцесса в общество философствующих матрон? Что могло заинтересовать девочку в их беседах? Может, ей не хватает материнской ласки?
— Во-первых, золото тяжело таскать с собой, а экзотические ароматные смолы могли привлечь излишнее внимание, — рассудительно продолжила моя дочь. — Однако продажа их в Вифлееме могла бы насторожить Ирода. Скорее всего, их сбыли уже в Египте. И искушенные египтяне, вероятно, по достоинству оценили эти сокровища.
Внимательно выслушав ее, дамы кивнули.
— А девочка права. По-моему, в Святом Семействе рассуждали так же, как и в любом простом доме, — заявила леди Герберт, рассмеявшись, и с простодушием взглянула на вдову. — Не будете ли вы так любезны проверить мои переводы Притчей Соломоновых, если у вас найдется немного свободного времени? Я пыталась переложить их на греческий язык.
Польщенная вдова кивнула в ответ.
Герцогиня, жена Чарлза Брэндона, достала миниатюрный молитвенник.
— Я нахожу, что это весьма полезное чтение, — заметила она.
Остальные собеседницы тут же склонили головы над книжицей, словно курицы на птичьем дворе, увидевшие свежее пшено. Я мысленно проклял больную ногу, которая вынуждала меня торчать в обществе этих наседок, кудахчущих с благочестием послушниц.
— Акх! Фот и ви, дитя моя! — раздалось взволнованное восклицание.
Шелест платья и брызги слюны возвестили о приближении Анны, принцессы Клевской.
— Und Генрих! — добавила она с искренней радостью.
Перед нами возникла величественная ломовая лошадь в поблескивающем наряде из желтого атласа. Она распространяла особые, присущие только ей флюиды благодушия и здоровья. Если честно, я тоже обрадовался Анне (и сам этому поразился). Поднявшись медленно и величественно (из уважения к Миледи Ноге), я радушно приветствовал ее.
— Дорогая сестра!
Мы сердечно обнялись. В объятиях ее сильных рук я едва не лишился равновесия.
—
Она схватила скамеечку (на которой обычно сидят пажи) и ловко уселась на нее. Я надеялся, что присутствие иноземной принцессы приятно изменит печальный молитвенный настрой, но, к моему удивлению, она поддержала дам, и оказалось, что ей известны не только многочисленные переводы и варианты молитв, но даже печатные экземпляры проповедей, каковые изучались в благочестивых гостиных. Елизавета, оживленная и радостная, устроилась рядом с ней. Видно, она полюбила Анну. Как же разумно я поступил, пожаловав ей титул королевской сестры.
День прошел в степенном и дружелюбном общении, и теперь мне осталось выдержать еще два приема. Вечером доктор Баттс зашел ко мне, чтобы повторить вчерашнюю процедуру. К моему разочарованию, нога выглядела ничуть не лучше. Выдав очередную дозу лекарства, он отправил меня в кровать с наступлением того вечернего часа, что уже считался приемлемым для отхода ко сну.
XXXV
Следующий день промелькнул незаметно, все готовились к завершению рождественских праздников — пиршеству и карнавальному балу Двенадцатой ночи. Лорды и леди встали в то утро поздно, дабы сберечь силы для грядущего веселья. Потом началась примерка костюмов. Пришлось поломать голову над тем, как приладить разнообразные аксессуары (к примеру, закрепить на голове оленьи рога, с особыми предосторожностями привезенные из Йоркшира). Ввиду скорого разъезда по домам нужно было посетить конюшни и проверить, в порядке ли упряжь и повозки.
Дабы удовлетворить аппетиты огромного общества, искусные кондитеры с неистовым рвением выпекали праздничные пироги с запрятанными в начинку бобами. Последние репетиции проводили струнники, клавишники и дудочники — они нынче до упаду будут играть танцевальную музыку, причем каждый музыкант мог предложить к исполнению любимое или собственное сочинение. Нам предстояло послушать творения сочинителей Оксфордшира, Котсуолда, Восточной Англии, Уэльса и даже Шотландии (если удастся уговорить юного лэрда исполнить их, отказавшись на время от заигрывания с молодыми дамами). Ах, как волнительно ожидание Двенадцатой ночи!
Вся эта бурная деятельность была хорошо налажена, что избавляло меня от необходимости тщательной проверки. Король мог заняться своими делами! Я намеренно оттягивал вручение Екатерине рождественского подарка. Покровы с этой тайны падут в самый волнующий момент Святок — в кульминацию Двенадцатой ночи, ровно в полночь, когда все снимут маски.
Какой же костюм выбрать? Я решил, что буду представлять одного из трех восточных царей — Валтасара. Он казался мне самым загадочным из волхвов, наименее известным. Это давало свободу моей фантазии, и я придумал затейливый наряд: экзотический головной убор, кованую серебряную маску и длинный плащ из серебряной парчи. За мной на поводу пойдет верблюд. Для этого сшили «шкуру» из коричневого бархата, набили шерстью два «горба», для конечностей соорудили верблюжью «обувку», а для оживления корабля пустыни понадобилась помощь двух человек. Переднюю половину будет изображать Калпепер, а заднюю — Эдмунд Лейси. Одиннадцатый день праздников они провели в репетициях, расхаживая взад-вперед по Большому залу и привыкая к сложной роли, чтобы не опозориться, разъединившись посреди зала в самый торжественный момент.