Безнадежно влип
Шрифт:
– Это слишком сильное чувство, так что осторожнее со словами, Маш.
Сейчас, смотря на то, как Миша кидает в пакет свои вещи, до меня наконец доходит, что он собирает свои вещи.
– Ты что, уезжаешь?
– Да.
– В магазин?
– К себе домой.
– Зачем?
Боже, сейчас мой голос похож на собачий скулеж? Ну давай еще не колени встань. Дура!
– Затем, что я там живу.
– Ты больше не приедешь сюда? – кажется, меня сейчас поставили на стул и надели на шею петлю.
– Приеду. Когда тебя здесь не будет, – а вот теперь стул отодвинули в сторону. –
Грудную клетку как будто действительно сдавило спазмом. Не могу вздохнуть. Ну, давай уже, сделай вдох! Еще чуть-чуть. Да, вот так.
– Ясно.
Не знаю, как мне хватило сил произнести это «ясно» с таким спокойствием. Как только я задышала, захотелось высказать Мише все. Вот только, кто я такая, чтобы что-то ему предъявлять? Мы ведь не пара. Я сколько угодно могу думать о том, что у нас все взаимно, равно как и выстраивать в своей голове планы, как и что у нас будет. Но в реальной действительности все по-другому. И он не изменится. Самое противное, что я не хочу его менять. Именно в такого бесчувственного хама и грубияна я влюбилась. Только проблема в том, что, будучи таким, он не изменит своего отношения ко мне.
Зажмуриваю глаза, как только предательские слезы начинают стекать по щекам. Все пройдет. Подумаешь, два с половиной дня с ним прожила бок о бок. Мне просто снова нужен двадцать один день, чтобы привыкнуть к другому. Все будет хорошо. Обязательно будет.
– Маш, иди закройся.
Вытираю тыльной стороной ладони слезы и, натянув на лицо едва заметную улыбку, иду в коридор. Только не смотреть на него. Только не смотреть.
– Не ходи в лес. Иначе, это может плохо закончиться.
– Одна не буду, – не выдерживаю, поднимаю на него взгляд. – Все?
– Все.
***
Наверное, во всем надо искать плюсы. Еще месяц назад, в свободное от текстов время, я рисовала весьма красивые портреты Миши, а потом с удовольствием подрисовывала ему подбитый нос, глаза, губы. Теперь же я трачу время с пользой. Понимаю, что готовить столько пирогов тоже не слишком нормально, но остановиться не могу. Месить тесто, а затем раскатывать его на пироги и пирожки, при этом не представляя Мишино лицо – это прям победа. Взрослею. Даже горжусь собой. Ну и не могу не нарадоваться, наконец, идеальному рецепту теста. А к лету, вопреки чьему-то мнению, я не просто пойду на курсы. Я там буду лучшей. И не только там.
Только сейчас, когда смотрю на стол, понимаю, что все же… немного нездорова. На одном из трех новых пирогов весьма красиво вылеплены из теста две буквы «М». Проблема в том, что я совершенно не помню, как это делала. Когда я их могла слепить? Так, ладно. Просто маленькое наваждение. Пройдет. Двадцать один день для привычки. Двадцать один минус пять – шестнадцать. Ну, подумаешь, чуть больше двух недель осталось. Все пройдет.
Когда в руке зазвонил телефон, от испуга чуть не уронила его на пол. Отвечать не хочется от слова «совсем», но игнорировать трижды за день – это перебор.
– Да.
– Караганда, – шутливо произносит Никита. – Ты чего оглохла? Я в дверь стучу уже минуты две.
– Не слышала. Сейчас.
Нехотя прохожу в прихожую. Что он принимает, чтобы вечно быть таким
Находиться один на один с человеком, который не скрывает свою симпатию, не просто неправильно, но и пошло по отношению к нему. Он ведь на что-то надеется. Хотя и так понятно на что. Но я ведь ему это не дам.
– Ты чего-то вообще сегодня гульнула, – указывает взглядом в сторону пирогов.
Да уж. Быстро подхожу к столу и укрываю кухонным полотенцем пирог с буквами «М».
– Ладно, Машка, бери один самый вкусный и накрывай поляну в гостиной.
– Зачем?
– Там диван, удобно. Праздновать будем Рождество, – достает из пакета бутылку виски.
Совершенно не стесняясь, берет две чашки и как ни в чем не бывало идет в гостиную.
Чувствую себя крайне неловко, особенно, когда Никита случайно или намеренно касается моей ноги. Говорить с ним сейчас, а тем более пить, совсем не хочется. Зачем-то делаю вид, что отпиваю из чашки напиток. Сама же при первой возможности сливаю все содержимое за диван. Никита же как ни в чем не бывало снова подливает виски. Блин, еще немножко и за диваном будет целая лужа.
В какой-то момент, несмотря на то что во мне нет ни капли алкоголя, на душе становится хорошо. Возможно, все дело в Никитиных шутках или в том, что он просто такой позитивный. Однако, когда он тянется ко мне, о позитиве я забываю. Напрягаюсь, когда его губы касаются моих. Никакого дискомфорта нет.
Его губы совсем не противные. Просто горько как-то. Не этого я хочу. Точнее не с ним. И так противно стало от самой себя. Что я за человек такой? Зачем это делаю? Отстраняюсь от Никиты, упираясь ладонью в его грудь. Вот сейчас, несмотря на то что не было ничего мерзкого в этом поцелуе, желание отмыть губы встает на первый план.
– Никит…
– Ладно, ладно. Я мальчик типа хороший, подожду, – с улыбкой произносит он, откинувшись на спинку дивана. – Ты меня, кстати, своим кольцом поцарапала.
– Извини.
– До свадьбы заживет. Ну в баню-то пойдем, наконец, завтра?
Я готова сказать все, что угодно, главное, чтобы он поскорее ушел, дабы не вытирать при нем губы, ибо это уже сверх неуважения. Киваю, не в силах сказать вслух «да». Ни в какую баню я с ним не пойду. И вообще, хватит уже ему голову мурыжить.
Распрощавшись с Никитой, немедля отправилась в ванную. Собрав волосы в пучок, подставила лицо под воду и стала с усердием оттирать губы. Господи, ну что я делаю? Точно ненормальная. Перевела воду на прохладный режим и, несмотря на холод, стала потихоньку приходить в себя.
Из душа вышла прилично замерзшей, но отчего-то с хорошим настроением. Натянула на себя сорочку и вышла из ванной. Возможно, это паранойя, но я точно выключала на кухне свет. Да и дверь из прихожей я точно закрывала! А закрывала ли я входную дверь за Никитой? О, Господи, только этого мне не хватало. Схватила первую попавшую вещь с полки и медленно направилась к кухне. Кажется, у меня остановилось сердце, когда я выглянула из-за проема. Это не галлюцинация. Медведев стоит возле окна, опираясь на подоконник и курит.