Безумец и его сыновья
Шрифт:
Жизнь пошла своим чередом.
Слабенький Книжник сильно в детстве болел. Когда стал он совсем плох, в селение явилась Аглая; в берестяном коробе за плечами принесла она собранные травы и принялась готовить лекарственное зелье.
Валентина сквозь слезы спросила ее, где ангел.
Сурово отвечала старуха:
— Терпи, доча. И жди!
Беспалый, узнав о приходе знахарки, тотчас заглянул в землянку и прогнал ее:
— Что суешь свои сорняки? Что, не найду я больному ребенку врача? Иди отсюда, и чтобы духом твоим больше здесь не пахло!
Он действительно в область отправился, но врача в областном центре не отыскал, зато местный фельдшер отсыпал ему горсть таблеток — с этой горстью Беспалый
— Никому не даст пропасть наша власть!
Агриппа с радостью ему поддакивала.
Удивительно, но Книжник выжил, и коммунист ликовал!
Однажды, из-за своей великой занятости, отправил он по делам в область вместо себя того самого первого поселенца Лисенка.
Вечером третьего дня вернулась кобылка с пустой телегой. Лисенковская баба взвыла, все встревожились и собрались было на поиски, но хозяин телеги вскоре явился следом. Женщины вынуждены были отвернуться от бесстыдного зрелища — был Лисенок в одном исподнем и за версту несло от него водкой.
Повинуясь строгому оклику Беспалого, посланец очнулся и, сбиваясь и путаясь, рассказал, наконец, в чем дело и почему до центра он так и не добрался. От Лисенка и узнал Беспалый, что его идейный враг ушел недалеко, за озерцо. Там Безумец на одном из холмов срубил себе избу, и уже раскинулся его сад, и неизвестно откуда появилось ржаное поле.
Лисенок также поведал, что на Безумцев костер поднимаются забредшие в эти края путники и шоферы случайных «полуторок», а хозяин встречает их под яблонями со своей проклятой флягой. И многие не в силах отказаться: пьют и гуляют, и падают там же, в траве, и валяются в саду целыми днями, и бродят между ними Безумцевы собаки. А сам бездельник пьян и доволен, и его водка не иссякает.
Беспалый смолчал на это, многому все-таки не поверив.
С надеждой он ждал своего урожая! Но на огромную область в тот год свалилась небывалая засуха, и повсюду словно пустыня пустила трещины. Не пролилось за все лето ни одного дождя, ветер поднимал лишь облака пыли.
С тревогой пропадал Беспалый на засеянных полях. А поселенцы тихо прирезали под свои огороды все новые куски земли, и их топоры не угомонялись — вырастали новые хлева и сарайчики. Довольные бабенки выглядывали из окон изб. И вот уже побежала к дороге улица, кривая и пыльная, огороженная плетнями и заборами, за которыми надрывались на привязи злые псы. И купались в дорожной пыли Безумцевы сыновья, целыми днями предоставленные сами себе.
Великая жара не спадала. Беспалый, ошалев от такой неожиданной и подлой природной напасти, начисто забыл о выгнанном тунеядце. И не вспоминал о нем, пока еще один мужик, отправленный Председателем в центр с поручением, не притащился в селение, напившись до поросячьего визга.
И на это еще смолчал Председатель — у него о другом болела голова. Но вскоре и остальные поселенцы принялись по ночам исчезать с холма, а обратно возвращались чуть ли не на четвереньках. Всем было известно, куда они бегали. Агриппа их стыдила, встревоженные жены задергали Председателя, умоляя его утихомирить разгулявшихся мужей и наказать пьяницу! И Беспалый не выдержал!
К вечеру выбрался он поглядеть на вражье логово. Трясся на своей неразлучной машине. Наконец впереди показались огни. Оставив трактор на краю дороги, коммунист решительно направился к холму. И замер; прямо перед ним действительно колосилось ржаное поле, да еще какое — колосок к колоску! Не веря своим глазам, Председатель рвал стебли и растирал зерно. Увидев, как много здесь в этот засушливый год непонятно почему народилось хлеба, и сразу обо всем позабыв, он заметался по полю.
А на холме высился Безумцев дом, и рядом был яблоневый сад. Когда, придя наконец в себя,
Свечи и лучины трещали по углам избы и ярко освещали горницу… Молодая цыганка топила печь. Повсюду на полу лежали равнодушные к гостю собаки: они знали вошедшего и даже не подняли на него лохматые головы.
Безумец развалился на овчине в окружении верных псов и неприкрыто скалился:
— За хлебом приехал? — спросил. — Зимой забирай, когда от голода будете подыхать!..
Задохнувшийся от такой наглости Беспалый даже и не нашелся, что ответить. Не нашел он ничего лучшего, чем покинуть горницу и хлопнуть за собою дверью. Вновь он оказался на крыльце и сел на ступени рядом со спящим неопасным мишкой, вдруг как-то мгновенно обессилев. Оказалось, что ржаные стебли были еще зажаты в его кулаке, он их разглядывал и морщил лоб. Долго он просидел так, равнодушный к уже раскинувшемуся над холмом звездному небу, пока, наконец, не забылся и не заснул. Но даже во сне его не отпускали от себя ржаные колосья, стегали его, он бегал по полю и купался в зерне, которое сыпалось из облаков, подобно дождю.
Утром Председателя разбудило фырканье лошадей. Табор снялся с места: внизу под холмом уже слышались колесный скрип и визги ребятишек, хлопали кнуты, уходящий табор пятнал лоскутами повозок дорогу.
Беспалый тоже оставил чертов холм, так ничего и не предприняв.
А вернувшись, молвил верной Агриппе:
— Стоит руки о него марать! Рано или поздно сам с земли сгинет.
А поселенцевым женам поклялся:
— Мужичков от него сама жизнь отвернет! Да и что может предложить им поганец, кроме своего зелья? За нами будущее, за нами очищающий труд!
Бабы, тревожась, между тем спрашивали его:
— А что делать с недородом?
Он отвечал:
— Разве наша власть нас кинет в беде?
— Добро! — кивали ему тогда поселенцы. А меж собою говорили: «На таком-то месте мы я сами проживем любую напасть. Молоком прокормимся, а заедать его будем творожком и сметанкою!»
И беспечно поплевывали, ожидая первого снега, но той зимой холм обметался льдом, земля перестала его греть, и на него намело снега; пали коровы, не в силах добыть себе пропитание, а сена в тот год, уповая на прежнее зимнее тепло, и не думали запасать! В избах и землянках заскучали люди. Беспаловы поля так ничего и не дали, Председатель бросился в центр, но там в хлебе ему было отказано: голод вновь торжествовал уже повсюду. Мешков отрубей, которые все же привез он с собою, едва хватило до конца первого зимнего месяца.
Так, после трех лет нескончаемого изобилия, наступила полная бескормица. Женщины молились за своих детей, и даже Агриппа, отступив от своей новой веры в чудеса коммунизма, просила за Беспалого самого Христа.
Высохший, едва стоящий на ногах, запахивался Председатель в свою шинель и бродил по селению, слыша повсюду плач и жалобы. Однако ночами в продуваемом дряхлом жилище упрямо чертил свои планы и по-прежнему мечтал о будущем, представляя себе светлую улицу, просторные дома и трезвых людей, радостных от труда.