Безумец и его сыновья
Шрифт:
— Один Бог может наладить такую жизнь! — упрямо отвечала старуха.
Председатель расхохотался:
— Триста лет, старая, ждать Его! И то не дождешься! Ступай прочь с дороги!
— Сгинешь, безбожный! — твердила знахарка. — Придет ангел! Что ответишь ему? Как оправдаешься?
— Но! — прикрикнул тогда Председатель. — Раскаркалась! Пропускай мотор!
Старуха, сплюнув, сошла на обочину. И жалась к знахарке спасенная девочка.
Беспалый вскоре вернулся в селение и привез с собой двух тщедушных пьянчужек. Шатались они
— Вроде нашего трутня, — завздыхали женщины.
А горе-плотники прохрапели возле начатого сруба всю ночь. Лишь они протерли глаза, Беспалый встал над ними, но пьянчужки на все его угрозы и уговоры только стонали и тряслись в ознобе. Женщины стыдили их, но все было без толку, жалобно и униженно просили работники достать им вина, готовы были ползать в ногах ради хоть одной живительной капли.
Взгляды женщин обратились на Марию — та все поняла и поспешила в свою избу. Безумец безмятежно посапывал на лежанке, чудесная фляга лежала у изголовья. Осторожно взяв ее и оглядываясь на спящего, Мария наполнила огромную кружку.
Для пропойц Безумцева водка оказалась истинной живой водой. Но кружкой дело не кончилось — тут же, даже не притронувшись к инструменту, поспешили они в избу Марии, а там проснувшийся бездельник им обрадовался и ни в чем не отказал! И никакие уговоры, никакие угрозы не помогали делу: оживали пьянчужки лишь при виде заветной фляги. С утра опохмелившись с Безумцем, кое-как принимались за строительство, но из рук вон плохо работали. А вечерами вновь гуляли со своим благодетелем.
Однако к осени, с грехом пополам, коровник все-таки был сколочен. Горе-плотники наконец отбыли восвояси, измученный борьбой с ними Беспалый торжествовал и показывал на строение:
— Вот первая ласточка будущей жизни!
Агриппа с преданностью смотрела на него и ловила каждое его слово. Дети попискивали на материнских руках. Женщины смотрели в рот удивительному человеку.
Когда наступили холода, лишь усмехнулся Председатель на рассказы о чудесном незамерзании холма. Он повелел завести животных в новый коровник. Звякнуло, стадо колокольцами, но безнадежно женщины пытались загнать коров — на все их понукания животные отвечали невиданным упрямством. Несмотря на окрики, ругань и хворостины коровы разбежались по всему холму, а когда женщины их оставили, наконец, в покое, сонно улеглись под яблонями.
— Ничего, — сказал на это Председатель. — Ударят морозы — холод сам погонит их под навес.
Но когда вернулась зима, холм по-прежнему продолжал оставаться незамерзающим.
— Быть не может такого, — бормотал Беспалый, своими глазами видя, как тает снег и поднимается внизу пар, и трава остается такой же свежей, как и весною. Он заглядывал в книги, но без толку. И вынужден был признаться:
— У Маркса про эту чертовщину ничего не сказано!
Неутомимый, продолжал он упрямо налаживать новую
После того, как муж оставил ее с двумя ребятишками, все чаще и чаще задумывалась над тем несчастная женщина, что поведала ей тогда Аглая, — и ожидала ангела. Часто уже сходила она с холма к пустынной дороге. Женщины шептались между собой, что повредилась она в уме. Она твердила себе и подругам, что ангел должен прийти на землю, ведь есть предел любому терпению. И часто слезы показывались в ее глазах.
Навестив ее, Председатель сказал:
— Хочу помочь тебе. Своей властью прикажу бездельнику вернуться!
— Христос мужу судья, — ответила безучастно Валентина.
— Муж должен быть с тобой — тогда все глупые мысли твои исчезнут.
— Так Богу угодно. Я ни в чем его не виню.
— Бездельник твой во всем виноват! — отвечал Председатель упрямо, рассердившись на ее смирение. И решил действовать.
Безумец, увидев возникшего на пороге гостя, махнул своей новой жене — Мария подхватила маленького Степана и послушно исчезла.
А Беспалый сказал:
— Твоя жена измучилась одна с сыновьями. Вернись!
Усмехнувшись на это, хозяин протягивал гостю флягу. И Председатель взорвался:
— Не хочешь жить по-нашему и трудиться, как все — сгинешь! Вот тебе в этом мое слово.
Созвал он женщин:
— Да гнать его взашей! — крикнула обозленная изменой горячая Наталья.
— Сидеть в лагере тунеядцу! — вторила ей Агриппа.
— На нем Татьянина смерть! — вспомнили и многое принялись вспоминать еще из довоенного прошлого, и вспомнили вдруг, что появился Безумец неизвестно откуда и еще до войны так же кочевряжился, пил и дрался, и был завсегдатаем на всех гулянках — и уж вечно сбивал с пути их честных покойных мужей, а уж сейчас-то, вернувшись, вовсе потерял совесть!
И все удивлялись, как не посадили еще тогда пьяницу и тунеядца.
Председатель после их воспоминаний и жалоб держал речь:
— Погодите, бабоньки! Вскоре и места не будет подобным. Еще немного пройдет времени — и все сами увидите. Обойдемся мы без всяких ангелов и всякой чертовщины. И тунеядец уйдет в небытие вместе со всем отжившим. А мы останемся — да не в землянках, а в чистых светлых дворцах. И не жалкое его поле, а поля наши будут ломиться от хлеба. Даю вам, родные, в этом слово!
— А что с ним-то делать? — спрашивали. — Неужто оставить все как есть?!
— Вот что, — после раздумья отвечал Председатель. — Не буду я сажать его и трогать, хотя бы и мог употребить свою власть. Хочу показать вам, как сама жизнь его уничтожит! А сгинет он по всем ее законам непременно — и вы сами то увидите!
Жалкое поле тем временем само наколосило зерна и в ту осень.
Снег завалил землю вокруг холма, но холм по-прежнему был покрыт зеленью, и коровник, построенный с таким трудом и нервами, по-прежнему пустовал. Оставив коров в покое, Беспалый повелел собрать все зерно и в пустовавшей землянке Марии закрыл мешки, решив раздавать запас поровну между всеми.