Безумие толпы
Шрифт:
– У меня есть снимок для тебя, – сказал Жан Ги.
Он вывел на экран своего телефона фото Пола Робинсона на конференции. Изабель некоторое время рассматривала ее.
– Конференция закончилась в день смерти Марии. – Она взглянула на коллег. – По этой фотографии не похоже, что он собирается…
– Он не собирается, – кивнул Гамаш. – И тогда вот вопрос, Изабель. Если Марию убил не Пол Робинсон, то…
– То кто же ее убил?
– Есть какие-нибудь соображения? – спросил Гамаш.
– Привет, тупицы.
Бовуар
Она ухмыльнулась, глядя на него, потом обратилась к Арману:
– Я только что была у тебя дома.
Рут хотела было подсесть к ним, но взгляд Армана остановил ее.
– Вам придется показать мне, как вы это делаете, – пробормотал Жан Ги.
– Я хотела увидеть Рейн-Мари, но она, должно быть, поехала возвращать последнюю коробку семейству Гортон. Взяла с собой эту психованную.
– Слабо верится, – сказал Жан Ги.
– Если увидишь Рейн-Мари, передай, что я ее искала. Хотела поговорить с ней, прежде чем она встретится с детьми Энид.
– О чем поговорить? – спросил Арман. – Есть что-то такое, о чем ей нужно знать?
– Нет. Скорее о том, чего ей знать не нужно.
Она развернулась и вышла. Арман в окно видел, как старая поэтесса, опустив голову, согнувшись, плетется по заснеженной дороге. Розу она предусмотрительно спрятала под пальто, чтобы та не замерзла.
Рут проковыляла мимо своего дома и дальше вверх, к обитой вагонкой церквушке на холме. Церкви Святого Томаса. Названной в честь Фомы неверующего [117] . По имени скептика, которому требовались доказательства, чтобы поверить в чудо воскресения.
Арман повернулся к своим собеседникам. Он не принадлежал к скептикам. Правда, доказательство у него имелось. Он видел чудо воскресения каждый день.
– Есть какие-то соображения? – повторил он свой вопрос Изабель.
117
Фома и Томас – русский (заимствованный из греческого) и английский варианты имени апостола.
– Да. Если Марию убил не Пол Робинсон, то это могли сделать только два человека: Эбигейл или Дебби. Вы тоже так думаете?
– Скорее не думает, – сказал Бовуар. – Скорее чувствует.
Он наклонился над столиком, и Изабель решила, что он собирается взять брауни, но он потянулся к фотографии, которую она принесла, и стал разглядывать. Потом посмотрел на Изабель:
– Так что думаешь ты?
– Честно? Я думаю, это уводит нас от главного и в сторону от преступления, совершенного чуть ли не в нашем присутствии. От убийства Дебби Шнайдер.
– А ты не считаешь, что эти два убийства
– Не представляю, каким образом они могут быть связаны. Их разделяет несколько десятилетий. Мы даже не можем утверждать, что Марию убили. На это указывает всего только одно слово в заключении коронера, которого уже нет в живых.
Гамаш слушал, кивал, задумчиво выпятив нижнюю губу.
– Справедливо. Ты, вероятно, права. Но я думаю, проблема стоит нескольких минут нашего времени, которое мы потратим, пытаясь понять, как умерла эта девочка. Ты так не считаешь?
Он посмотрел на нее. С укоризной – легкой, но очевидной – во взгляде.
– Oui, – пробормотала она. Пристыженная, но оставшаяся при своем мнении.
– Если не отец, то я ставлю на Эбигейл, – сказал Бовуар. – В особенности принимая во внимание тот факт, что она мотается по стране, проповедуя теорию, согласно которой тяжелые инвалиды – это бремя и от них следует избавляться. Она пытается оправдать свою деятельность. Легализовать ее, даже дать ей нравственное обоснование задним числом.
– А что вы думаете, patron? – спросила Лакост.
Он рассматривал фотографию. Сосредоточенно прищурился:
– Как эта фотография оказалась у Дебби?
– Может быть, Пол Робинсон сделал копии для всех.
– Вполне вероятно, – сказал Гамаш. – Тогда зачем прятать ее? Я не очень уверен, что Марию убила Эбигейл. Ее любовь к сестре очевидна, судя по этой фотографии. Мы видим трех любящих членов одной семьи, – он показал на фигуры Эбигейл, Марии и их отца, – и одну постороннюю. Человека, который не вполне вписывается в эту компанию. – Его палец замер над изображением Дебби Шнайдер.
– Вы хотите сказать, что это сделала Дебби? – Изабель подняла брови.
– Зачем ей это могло понадобиться? – спросил Жан Ги.
– Возможно, из ревности. Посмотрите на ее руки. Она не просто держит Эбигейл, она вцепилась в нее. Словно пытается оттащить. Все смотрят на Марию, а Дебби сосредоточилась на Эбигейл.
– А еще есть поздравительные открытки, тоже запертые в столе, – добавил Жан Ги. – Это довольно странно. Помните, женщины говорили, что на какое-то время их дороги разошлись? Может быть, это было нечто большее, чем стечение обстоятельств. Например, у Эбигейл возникли подозрения и она разорвала дружбу. И в этот период Дебби писала открытки, но не отправляла их.
– Но если Эбигейл подозревала, что подруга убила ее сестру, то разве она помирилась бы с ней? – с сомнением произнесла Изабель. – И зачем Полу Робинсону понадобилось говорить коронеру, что он дал Марии сэндвич с арахисовым маслом, если это неправда? Уж он-то наверняка не стал бы выгораживать Дебби.
– Не стал бы, – согласился Гамаш. – Но он мог это сделать ради кого-то другого.
Изабель замерла.
– Ради Эбигейл? Он решил, что это сделала Эбигейл? И потому взял вину на себя.