Безумие в летнюю ночь
Шрифт:
– Да ладно, Лонг, - бубнили они.
– Да охолони, Лонг.
– Тебе меня не запугать, - сказал я.
– И почему бы тебе не обернуть револьвер против чернопегих?
Стиви обратился к толпе:
– Вы что, дадите этому говоруну залетному себя уговорить?
И ко мне:
– Нам хорошо известно, что собой представляет Кочетт.
– Что я собой представляю?
– прохрипел Кочетт - он все еще стоял, вцепившись в перила, а Джипси не оставляла стараний увести его в дом.
– Тебе-то что сделал Кочетт?
– спросил я.
– Вот-вот, что я вам сделал?
– осипшим от волнения голосом выдохнул Кочетт, сдернул шляпенку и перегнулся через перила,
– Что я вам сделал? Что я сделал вам или кому из ваших?
– Ах ты, старый потаскун!
– надсаживался Стиви, и я испугался, как бы он не пристрелил старика.
– Да разве ты разбирал, где твои, а где мои? Ты ублюдков настрогал - не сосчитать.
Окончательно распоясавшись, он ткнул револьвером в Джипси и потряс кулаком перед носом старика.
– Посмотри на эту девчонку! Ты что с ней сделал? Отвечай, не то к утру останешься без дома.
Но тут орава ни с того ни с сего рассыпалась по лужайке и расточилась в обставшей нас тьме. Только один не убежал, он все дергал Стиви за рукав и бормотал:
– Вон Блейки идут. Пошли отсюда. Они нас знают.
– Плевал я на Блейков, - отмахивался Стиви: ему было невтерпеж переломить Кочетта, а все остальное его не интересовало.
– Спроси его, - обратился он ко мне, - спроси его, что он сделал с этой девчонкой? Нет, ты спроси!
– Стиви, Стиви, - умоляла Джипси, все еще стараясь утащить старика в дом, но он не трогался с места.
Я оттеснил Стиви, и Кочетт увидел Блейков - шатаясь под тяжестью узлов, они плелись к дому - и спустился встретить их к подножию лестницы со шляпой в руке, как посол или вельможа, принимающий гостей, а голова его, когда он с поклоном пригласил Блейков в дом, ходила вверх-вниз, как у гуся; обе старые девы робко приблизились к нему, боязливо озираясь по сторонам, а замыкал шествие, подслеповато таращась из-за их спин (он видел не лучше Кочетта), тучный капитан, их отец; они утеряли облик человеческий и больше всего напоминали переполошенных гусей и гусынь. Сбившись в кучку, они поднялись по лестнице, Кочетт все сипел, что "не успел подготовиться к приему", и приговаривал: "Вы застигли меня врасплох, мисс Блейк. Но входите, входите. Чашку чая погорячее? Капельку мартеля, капитан? Весьма прискорбно! Чудовищно! Сюда! Прошу сюда! Позвольте. Сюда. Вот мы и пришли..." И таким манером поднялся с гостями в холл.
Стоило им уйти, как темные силуэты сгрудились вокруг, точно стая волков или назойливых мух, которых удалось лишь ненадолго отогнать.
– Я заставлю его на ней жениться, - шепнул мне Стиви, - а иначе спалю Усадьбу дотла.
– Спалим, - рычала орава: жажда разрушения была у нее в крови.
– Пусть женится, не то быть ему к утру без дома.
– Да ему под восемьдесят, - урезонивал их я, - а девчонке всего ничего. Ей двадцать-то минуло?
– А хоть и так, но он ее погубил.
– Стиви надвинулся на меня, словно хотел затолкать эти слова мне в рот.
– Не верю я этому, - сказал я.
И снова полил ливень, с каждой новой каплей он хлестал все сильнее, застилая звезды и темной мерцающей завесой окутывая далекий пожар. Стиви сделал знак своим ребятам.
– Нам от горожан проку нет, - сказал Стиви.
– И ты у меня еще дождешься. Мне не с руки мокнуть всю ночь под дождем и точить с тобой лясы.
Он взбежал мимо меня по ступенькам, толпа - следом за ним. Мне удалось задержать его в дверях гостиной, и, то и дело подглядывая в щели рассохшейся двери, мы сдавленными голосами повели переговоры. Здесь, где полвека назад Кочетт, склоняя лебединую шею через отполированный ореховый стол к раздушенным
– Прошу вас, выпейте чашечку чая, мисс Блейк, - и склонял голову к плечу, увещевая.
– Хотя бы одну.
– Благодарствую. Мне, пожалуй, не хочется, мистер Кочетт.
– Ну пожалуйста, одну чашечку. Всего одну.
Но они сидели прямо, словно палку проглотили, и не позволяли себе глядеть туда, где горел их дом. А глядели на замызганную скатерть, на разрозненную посуду, на почерневшее серебро, друг на друга или на старого капитана, своего отца, - пузатый, брыластый, он сидел у кочеттова камина, потягивая коньяк. Глядели и на Джипси - позабыв о своем раздавшемся и потерявшем девическую стройность стане, она не знала, чем и угодить им: она и жалела их, и радовалась возможности хоть часок побыть в обществе настоящих дам. Так они и проводили время, но тут в гостиную ворвался Стиви и так рявкнул: "Кочетт! Ты нам нужен!" - что они с трудом сдержали крик.
– Никуда не ходите, - поспешно сказал капитан: видно, смекнул, что для них с Кочеттом обоих будет лучше держаться заодно.
– Что вам теперь нужно?
– выговорил наконец Кочетт.
– Я хочу, чтобы и ты пошла с нами, Джипси, - сказал Стиви.
– Да ты что, Стиви!
– сказала Джипси - вот это оконфузил, да еще перед таким обществом!
– Кочетт, пошли, - наседал Стиви.
– Или мне лучше выложить все здесь?
– Лучше здесь, - сказал капитан.
– Погодите, - взмолился Кочетт.
Я решил, что с этим делом пора кончать, подошел к старику и шепнул ему на ухо: мол, вам, пожалуй, лучше выйти - я за вашу безопасность дальше не ручаюсь.
– Не уходите, Кочетт, - снова попросил капитан.
– Пожалуйста, - присоединились старые девы - они, как и их отец, решили, что в их безвыходном положении, без крова над головой да еще глубокой ночью, даже Кочетт лучше, чем ничего.
Кочетт тем не менее встал, прошел на кухню, Стиви, Джипси и я шли за ним следом. А там повернулся к нам лицом и смерил всех взглядом с головы до ног, и для Стиви не сделал исключения. Но лишь Стиви ответно зыркнул на него: Джипси сидела у очага, обхватив голову руками, а я глядел, как дождик кропит темное окно. Когда Стиви кончил свою речь, Кочетт только и сказал: "Лжец, какой лжец!" - а девчонка, та и сказать ничего не могла, только плакала и причитала: "Ох ты горюшко горькое!" Я подошел, положил руку ей на плечо, но она сбросила мою руку и крикнула, чтоб я не лез, и так тошно, и, ради всего святого, чтоб я не лез к человеку, когда ему и так тошно; села к столу, закрыла лицо руками и затряслась от рыданий.
– Вы лжец, - бубнил Кочетт.
– Никакой я не лжец!
– выкрикнул Стиви.
Девчонка с новой силой захлебнулась слезами - какой стыд, ни один не признает, что любил ее, и тут Кочетт посмотрев на нее, очень вежливо сказал мне:
– А что, если я на ней не женюсь?
– Вас не тронут.
– Я с вызовом посмотрел на Стиви.
– Как Блейков спалили, так и тебя спалим, - сказал Стиви и с вызовом посмотрел на меня.
– Не сегодня ночью, так завтра, а нет, так послезавтра. Даже если придется год дожидаться, я своего дождусь.