Безумие
Шрифт:
Я так крепко сжимаю его, что удивлена, что он вообще может шевелиться, но его бедра неустанно движутся. Наши сердца бьются в унисон, бисеринки пота собираются на нашей коже. Адам вновь и вновь входит в меня, покусывая мое ухо, и я лечу в пропасть. Я выкрикиваю его имя, и самый сексуальный звук вырывается из его груди, когда Адам следует за мной. С каждым толчком тело становится тяжелее, и я крепко держу его. Мое сердце стучит в одном ритме с его толчками, пока я пытаюсь отдышаться.
Когда Адам приподнимается на локтях, чтобы взглянуть на меня, мне едва удается сдерживать слезы. Я считала, что любила Брейди, но это была любовь девушки, едва знающей себя. Она не знала, чего хотела от жизни, и на что она способна. Моя любовь к Брейди была порождением жертвенности –
– Спроси меня, почему я хочу тебя, Адам, – произношу я, и он смотрит на меня с такой любовью в глазах, что я едва сдерживаюсь, чтобы не признаться ему, не дожидаясь вопроса.
– Почему ты хочешь меня? – спрашивает он, и тысячи причин витают в моих мыслях.
Я хочу его из-за глаз, улыбки, смеха и сердца. Хочу из-за грез, целей, чувства юмора и его света. Потому что Адам дал мне обещание, несмотря на то, что никогда не дает обещаний. Из-за того, что он смотрит на меня так, как не смотрит ни на кого другого. Хочу его из-за того, как чувствую себя рядом с ним, и как – без него. Но всё это в действительности лишь одна причина, которую следует произнести, и я больше не боюсь признаваться в этом, потому что знаю, что он хочет услышать это.
С Адамом в сердце и моих объятиях я, в конце концов, произношу слова, в которых больше не боюсь признаться ни ему, ни себе, ни кому-либо другому:
– Потому что я люблю тебя.
Эпилог
Адам
Когда тем утром, два месяца спустя после того, как мы с Персиком официально объявили себя парой, срабатывает мой будильник, я игнорирую его, крепко обняв Роу, чтобы ей было уютно. Зарываюсь лицом в ее длинные светлые волосы, вдыхая аромат клубничного шампуня, надеясь, что она, как и я, проигнорирует будильник.
– Адам, – стонет Роу сонным голосом.
Я крепче обнимаю ее, пряча лицо в пространстве между ее шеей и подушкой. Будильник продолжает орать.
– Адааам.
Когда я продолжаю игнорировать ее, ухмылка появляется на моем лице, потому что знаю, что будет дальше – Персик ворчит и переворачивается. Она переворачивает меня на спину, пытаясь дотянуться через меня к будильнику. Не достает – у нее никогда не получается дотянуться до него, потому что я – гениальный стратег, воодушевленный поощрением. Персик переползает через меня, чтобы выключить будильник, после чего падает на мою грудь, уткнувшись лицом в подушку.
Подловив удобный момент, я убираю волосы с ее шеи и целую. Нежно, зная, что это сводит ее с ума. Я вознагражден невольным ерзанием, от чего становлюсь твердым и запускаю пальцы под ее мягкий хлопковый топ. Я вывожу линии по спине, пока под моими пальцами не появляются мурашки; обожаю, как ее тело реагирует на меня.
Когда губы Роу находят мои, я оказываюсь тем, кто стонет, что, вероятно, до чертиков смутило бы меня, не будь я так сконцентрирован на том, чтобы в прямом смысле этого слова держать себя в руках и не сорвать тонкий топ и очаровательные шортики с ее маленького, хрупкого тела. Не знаю, как ей это удается, но она всегда так делает – нахрен сводит меня с ума от желания быть к ней настолько близко, насколько это возможно. Никто, никто и никогда не заставлял меня чувствовать себя таким отчаянным. Я, вероятно, ненавидел бы это, если бы так чертовски сильно не любил ее.
Три с половиной секунды спустя я получаю больше, чем могу выдержать. Она позволяет мне перевернуть ее. Я целую ее шею, находя губами местечко, которое заставляет Персика стонать ещё громче, чем я, тем самым восстанавливая толику моего чувства собственного достоинства. Она выгибает спину, когда я провожу языком по ключице, от чего ее кожа приобретает мой любимый оттенок розового. Роу обвивает руками мои обнаженные лопатки, царапая
– Адам, – стонет она, и это вконец убивает меня.
Мое имя на ее губах звучит как сладкая смерть... Да, я не чертов святоша, и она не хуже других знает это. Секунду спустя ее шортики оказываются на полу, а затем я показываю ей, почему тот несносный будильник – самое охуенное устройство из когда-либо изобретенных человечеством.
Позже она сопит, крепко уснув в моих объятиях, а я вспоминаю первый раз, когда вот так вот держал ее. Она дремала в моих объятиях тем вечером, когда я едва не врезал кулаком ее придурку-бывшему. Я был просто в ужасе. Обнимал девушку, чтобы ей было спокойнее, но единожды ощутив ее в своих руках, больше не мог отпустить. Всю ночь у меня была возможность отодвинуться от нее (и я понимал, что должен был), но не смог заставить себя это сделать. Вместо этого я ещё крепче обнял Роуэн, насмерть испугавшись своих чувств к ней и того, что могу всё испортить и потерять ее. Не уверен, в ту ли ночь я влюбился в нее, но именно тогда я начал понимать, что сделаю всё что угодно, лишь бы она осталась рядом.
– ТВОЮ МАТЬ! – внезапно вскрикивает Персик, вырывается из моих объятий и встает с постели. – БУДИЛЬНИК, АДАМ!
– Да? – произношу я, передвигаясь на кровати, пока не устраиваюсь удобнее на теплом матрасе.
– Я обещала Ди, что встречусь с ней в АЙХОП! Почему ты не…
Персик выжидающе смотрит на меня, когда я начинаю смеяться. Это не моя чертова вина, что девушка настолько неотразима, и она должна была бы понимать, что мне нельзя доверять в том, чтобы делить ее с кем-либо (даже с ее лучшей подругой), когда я предпочел бы оставить её себе.
Она рычит, читая мои мысли, а затем нападает и бьет подушкой. Когда я хватаю Роуэн за запястья и валю на кровать, она визжит и судорожно пытается сбежать. Я борюсь с ней, подмяв под себя, одаряя ее ухмылкой, которой она не может противостоять. Мои волосы спадают на ее лицо, и Персик делает вид, что не хочет меня. Несмотря на то, что у нас было менее полчаса назад, у нее не очень хорошо получается.
Персик хихикает, когда я подмигиваю ей и быстро целую в нос, прежде чем отпустить. Она не возражала бы, если бы я ещё на несколько часов задержал ее здесь, но Ди... эта девушка – совершенно другая история, и я прекрасно понимаю, что мне не следует злить ее. Спустя несколько дней после того, как мы с Персиком объявили себя парой, я случайно завел разговор о том вечере, когда мы с ней встретились в Mayhem. Я не знал, что не должен был упоминать об этом перед Ди, потому что понятия не имел, что Персик держала в секрете то, что произошло между нами тем вечером. У девушки был катастрофический нервный срыв, и я удивлен, что он не уничтожил всё Восточное побережье. Персик сутки напролет писала и звонила ей. Она даже пыталась выведать какую-то информацию у Джоэля, который был единственным из нас, с кем всё ещё общалась Ди. Персик даже подумывала заставить его доставлять ей цветы и конфеты, пока я не предупредил ее, что он, скорее всего, припишет все заслуги себе. В конце концов ей надоела вся эта драма вокруг Ди, и она попросила меня высадить ее у общежития. Двадцать четыре часа спустя они вели себя так, словно ничего и не было, и мне хватило ума не пытаться разбираться во всем этом.
Я наслаждаюсь видом, когда Персик наклоняется, чтобы вытащить пару джинсов из нижнего ящика нашего шкафа, и испытываю разочарование, когда она покидает комнату, чтобы принять душ. Я бы испытывал соблазн попытаться присоединиться к ней, если бы уже не был изнурен. С другими девушками секс был просто сексом, но с Персиком каждый раз, словно... Боже, даже не знаю. В какой-то мере так выматывает, но оставляет удовлетворенную улыбку на моем лице и тяжесть в костях. С ней я вхожу во вкус. Впитываю каждую секунду, отдавая взамен столько же, сколько получаю, потому что с ней секс – это не просто секс. Это гораздо больше, и, если бы я попытался описать это, уверен, парни оторвали бы мои яйца.