Безумие
Шрифт:
– Согласен и прикрывать Ангелочка буду только я.
– Сухо высказался зверь и этим произвел фурор.
– Да счаз! Ты хрен моржовый вообще близко к ней не подойдешь.
– Грегори высказался первым.
– От хрена слышу, это, во-первых, ну и во вторых, думаю, навряд-ли кто-то сможет похвастаться таким влиянием как я.
– Ну а что?
– Лис развеселилась.
– А сдохнет, шакал от ее руки, так не жалко!
– Ты так говоришь, словно я ядерное оружие.
– Ага, бомба замедленного действия!
– Возможно, только это не дает никому права решать за меня. Мне не нужно прикрытие, не нужен дрессировщик. Согласна.
– Так что за балаган развели?
– Практически ушли все, а зверь пересел как раз напротив меня.
– Значит, мой Ангелочек стал взрослым?
– Желтые глаза впились в мои, мысли заметались в панике.
– Взрослой я стала с лет шести, если мне не изменяет память.
– И как видимо коготки отрастила?
– Ну, где я и где ты.
– Кто бы знал, чего мне стоит этот спокойный голос.
– Ты еще поешь?
– Резко меняет тему. Хочет вывести меня из себя?
– Нет.
– Поиграем?
– Зачем ты здесь?
– То есть в мои благородные мотивы ты не веришь?
– Коротко отмахнулась, всем своим видом показывая, что бесполезно и я его неплохо знаю.
– Ладно, хочешь правды? Я остался здесь из-за тебя. Легче?
– Ну, да как я и думала. Еще не наигрался?
– Наигрался, тут дело в-другом, я надеюсь, ты запомнила мои слова?
– Хищник не упускает свою дичь? Помню.
– Тогда не понимаю смысла вопроса. Я здесь только из-за тебя и лучше бы тебе понять, что ты моя.
– А не боишься вслух такое произносить?
– Боже, оказывается Грегори остался со мной.
– Не боюсь.
– Его пальцы протягиваются через стол, а я не нахожу в себе сил отклониться от прикосновения. Теплые пальцы отодвигают длинную прядь, легко скользят по шраму, а его губы поджимаются.
– Не стану просить прощения, за прошлое о нем я не жалею, но мне бы в этом прошлом хотелось многое исправить.
– Пальцы соскальзывают и возвращаются на свое место, а мое тело все еще заморожено. Он встает.
– И знаешь, пение тебе действительно помогает успокоиться. Мне понравилась вчерашняя песня.
– Встает, идет по направлению к выходу. А еще пару секунд вспоминаю, как это управлять своим телом. Проскакивает сумасшедшая мысль, о том, что он прав, музыка на меня успокаивающе действует и пока до меня окончательно не дошел смысл его слов, стоит пообщаться с подругой, поделиться наболевшим.
– Мне стоит бояться?
– Слова срываются сами по себе, и они как никто другой показывают, что это не предел моего ужаса перед ним. И если он сейчас хоть немного не подарит мне надежду на то, что я не окажусь в его замке, опять, меня не сдержит никакое чувство долго перед Сашкой. Я сбегу, не знаю куда, но сбегу или поступлю проще. Подставлюсь на охоте, умру быстро и без адских мук.
– А ты когда то переставала бояться?
– Я знаю, он остановился, но не повернулся, и снова одел маску, а по безразличному голосу не распознать, что скрывает этот вопрос-ответ.
Сижу в ступоре, уставившись в пустоту, позволяя мыслям лихорадочно метаться, ни на чем конкретном не сосредотачиваясь. Сижу до первого всхлипа и тут же срываюсь, резко подскакивая, роняю стул, бегу по длинному проходу, лестница, второй этаж. Комната. Судорожными пальцами щелкаю замками чехла, достаю черную лакированную подругу, нежно глажу, слышу стук в дверь и тут же об этом забываю, когда мои пальцы пробегают по струнам. Мотив такой странной песенки сам собой рождается в голове, а пальцы покорно начинают свой танец на струнах.
Никому - никто не виноват. Каждой
Только больше нет координат... на которых ты найдешься мне.
Я уже не там, а ты не здесь - разминулись, глупо облака.
Обезьянка, ты пока, что есть. Обезьянкой я жива пока...
Моя веселая, моя смешная боль...
Я обезьянка - ноль. Ты обезьянка - ноль.
Песня без особого смысла, такая же запутанная, странная и грустная. Как раз то, что доктор прописал для душевно больных. Даже смешно, а в словах есть доля истины моего положения, может поэтому, я ее и пою? Не знаю, само как-то вышло.
Честных психов - можно не лечить. Не отпустит - не тебе, не мне.
С этой грусти нам не соскочить, обезьянки будут жить в тюрьме.
Обезьянки будут жить в тюрьме. Всем любовь, а обезьянкам - грусть.
Обезьянкой ты приснишься мне, обезьянкой я тебе приснюсь.
Моя веселая, моя смешная боль...
Я обезьянка - ноль. Ты обезьянка - ноль
Звонко тяну последние аккорды, пытаюсь избавиться от всего, выкинуть из себя, все, что в душе клокочет, душит. Слезы бегут по щекам ручьем, но не ощущаются болезненно в душе, еще один метод расставаться с эмоциями? Личная терапия. В моем случае действенная терапия и как он это понял? Нет, не хочу об этом думать. Еще раз прохожу припев, как заключительный выплеск, на последнем дыхании, мелодия обрывается, резко. Так же резко звуки жизни вокруг заполняют пространство. Сердце ведет свой размеренный отсчет. Не стоит паниковать, что здесь он из-за меня. Рядом сейчас есть люди, которые смогут защитить и это главное. Тихий стук привлекает внимание. Глажу струны, мягко, ласково. Говорю спасибо и обещаю, что позже почищу свою подругу от собственных слез. Откладываю инструмент, иду, открываю не интересуясь. Знаю что это Грегори, поворот ключа, и я вижу странную гримасу на лице друга, а меня удивляет, то, что не помню, как закрывала двери на ключ.
– Ты в порядке?
– Отмирает друг, переставая с шоком рассматривать мое лицо.
– Как видишь.
– Пропускаю и закрываю следом дверь. Он осматривает комнату, словно в первые видит. А смотреть в принципе тут не на что, интерьер с нашим тут появлением не изменялся.
– Это твое?
– Он кивает в сторону гитары.
– Да.
– Не знал, что ты так умеешь.
– Как? И Что?
– Петь и играть.
– Умею, но насчет игры могу честно признаться, что на втором куплете в двух местах сфальшивила, так что и не особо и умею.
– Нихрена себе? Вик, я в шоке. Это было супер, я только саму песню не понял, но это действительно супер.
– Не парься, слова этой песни даже мне не до конца понятны.
– Улыбаюсь, на его похвалу.
– Значит, шакал прав?
– Внимательно смотрит в лицо.
– Насчет музыки и моего успокоения? Прав.
– Откуда знает?
– Глупый вопрос, это существо знает обо мне практически все.
– У него в гостях, самым ужасным было время ожидания его прихода. Он тщательно следил за тем, чтобы наши с ним... свидания проходили неожиданно и ярко.
– Замолкаю, закусывая губу до крови, отвлечь, не дать воспоминаниям всплыть на поверхность.
– И ты знаешь, со временем понимаешь, что ожидание это самое страшное время, в которое твой мозг сам себя запугивает. Как только это поняла, стала отвлекать себя пением...
– Опять замолкаю, потому чуть позже я поняла еще одну простую истину. Стоило мне только открыть рот, как он появлялся. Иногда только тенью, слушая, не мешая, но чаще физически. Но не могу произнести это вслух, знаю, что порой измучившись ожиданием, звала его своим пением.