Безумные дамочки
Шрифт:
— В том пожаре я не виновата, — возразила Симона.
— Каком пожаре? — встревоженно спросил Стив.
— Мы как-то лежали с Робертом в постели, а его диссертация сгорела. Там было все об оргазмах.
— Когда это произошло?
Не раздумывая, она ответила:
— В день похорон бедного мистера Сверна.
— В этот же день мы впервые переспали с тобой, — сказал Стив, откладывая вилку.
— Да, правильно.
— Значит, в один день ты трахнулась с нами обоими?
— Да, полагаю, можно так сказать.
— Полагаешь?
— Значит, я в один день трахнулась с обоими.
— Полные дегенераты, — сказал Йен.
— Парень, я отдыхаю, — заметил Фингерхуд.
Стив отодвинул свой стул от стола.
— Это не смешно, Симона.
— Я не говорю, что это смешно.
— Как ты могла это сделать?
— Что ты имеешь в виду?
— Спать с ним и со мной в один день, тупая шлюха!
— А какая разница, один это день или нет?
— Резонно, — сказал Фингерхуд.
— Не вмешивайся, — ответил ему Стив.
— Мне теперь не жаль тебя, тупая скотина. Вставай.
Как только Стив встал, Фингерхуд сбил его на пол.
— Я это заслужил, — сказал Стив, проверяя, не потекла ли снова кровь из носа.
— Ты заслужил больше, но, к твоему счастью, я не злопамятен. Иначе я бы избил тебя как следует, умник. Ну, может, вернемся к праздничному ужину? Сегодня ведь День благодарения.
— Дикие дегенераты, — заключил Йен.
Анита с Робертом начали убирать тарелки, и в этот момент из спальни выплыли Беверли и Джек с блаженными улыбками на лицах. Джек теперь тоже был голым, что тут же вызвало волну размышлений вслух.
— У него толще, чем у Фингерхуда, — сказала Симона.
— Но не длиннее, — отметила Анита.
— Толщина важнее.
— Кто сказал?
— Я.
Беверли и Джек не обращали внимания на них, настолько они были поглощены происшедшим.
— У него одно яйцо меньше другого, — сказал Стив.
— Дегенераты, дегенераты, дегенераты.
Фингерхуд принес новые бутылки шампанского, Анита внесла салат в огромной сверкавшей мексиканской чаше. Салат был из листьев латука, цикория, маслин, сдобрен оливковым маслом и уксусом. Затем Фингерхуд принес индейку, а Анита поросенка с запеченным яблоком во рту. Анита сняла шкурку с индейки и положила ее в отдельную тарелку.
— Плакать хочется, когда вспоминаю о пирожных бедного доктора Хокера, — сказала Симона. — Они бы очень пригодились. Тебе не жаль, Стив, что они валяются на полу в студии?
— Они там не валяются.
— Почему?
— Потому что студии нет.
— Верно, я и забыла. — Слезы заструились по лицу Симоны, когда ей напомнили об учиненном ею пожаре, и она неожиданно выкрикнула: — Я хочу, чтобы меня побили!
— Садо-мазохистский дегенератизм.
Но Симону этим не остановишь, через секунду она сняла пояс и чулки. На ее наготу обратили внимание лишь Беверли и Джек, которые увлеченно
— Йен прав, — сказала Анита. — Вы все дегенераты. К тому же еще и отвратительные.
— Дегенератизм сам по себе отвратителен, — заметил Йен.
— Не всегда, — поправила его Лу. — Это зависит от моральных норм человека.
Лу сняла свое золотистое трико и платье. Мало того, что под ним ничего не было, так еще и груди были окрашены в бледно-зеленый цвет.
— Раскрашенные груди сейчас в моде, — сказала она. — Косметические компании в ближайшем будущем озадачат компании женского белья.
— А тебя это не озадачит? — спросила Анита. — Ты же пишешь о белье.
— А я стану писать о косметике.
— Я ТРЕБУЮ, ЧТОБЫ МЕНЯ ПОБИЛИ! — закричала Симона, видя, что о ней оскорбительно забыли.
Аниту страшно затошнило. Она видела, как ее мир разваливается на куски, растворяется в воздухе. Это было невыносимое зрелище. Почему Роберт не положит конец такому ужасному стриптизу? Почему он не защитит ее от этого? Разве это не мужская задача? Или теперь нет старого разделения ролей между полами? Чувство ужаса охватило ее.
— Я ТРЕБУЮ, ЧТОБЫ МЕНЯ ПОБИЛИ. КТО ЭТО СДЕЛАЕТ?
Фингерхуд оправдал наихудшие ожидания Аниты.
— У меня есть хлыст.
— Ты не должен это делать, — сказала Анита. — Ты еврей.
— При чем здесь это? Я такой же извращенец, как и все.
— Но ты не должен быть таким.
— Кто сказал?
— Я.
Стив Омаха встал с добродушной улыбкой.
— Я из тебя выбью пыль, Симона, и ты это знаешь. Я только не понимаю, почему ты всегда выбираешь для этого неподходящее время. Могла бы подождать до возвращения домой.
— Невероятная глупость, — ответила она. — Я не хочу, чтобы ты меня бил!
— А почему?
— Все художники дураки. Дураки! Если это будешь ты, тогда не считается. Ты только в лошадях разбираешься! Это должен быть тот, кто не хочет, кого это возмущает. Боже мой, я должна давать эти сраные мотивации?
— Я удивлен, откуда ты знаешь это слово? — сказал Фингерхуд.
Анита хотела заплакать, но не могла. Она чувствовала слезы под веками, им хотелось пролиться наружу освежающим ливнем. Анита оглядела комнату в поисках спасения, но все было тщетно перед лицом этой безумной катастрофы. Зеленые груди Лу были только одной ее частью. Они шокировали не больше, чем желание Симоны быть высеченной, или левая рука Беверли на правом яйце Джека, или предложение Роберта насчет хлыста, или признание Стива в садизме, или болтовня Йена. Она на корабле дураков — в мире.