Безумные короли. Личная травма и судьба народов
Шрифт:
И всё же в этом человеке, наделённом творческой гениальностью, проявлялись причудливые особенности, которые казались признаками если не безумия, то по меньшей мере сильного психического расстройства. Он был традиционно верующим, объяснял все свои военные успехи Божьей милостью. Но любимыми его занятиями во время отдыха были богохульство и похабство. Может, это было просто обвинение консервативной церкви, которая, будучи ревнительницей традиционных обычаев, могла рассматриваться как враждебный критик политики реформ, но, похоже, была и тёмная сторона в тех грубых и фривольных поступках, которые совершали Пётр и его придворные.
Пётр обожал пародии на ритуал православной церкви. Он учредил синод «самых пьяных дураков и шутников», устав которого Пётр, как настоятель ордена, помог составить; характерно — первая заповедь
«Пьяный синод» стал постоянной характерной чертой царского двора. В 1715 г. Пётр смотрел, как потешного патриарха, восьмидесятилетнего маразматика, женили на молодой вдове. Когда Зотов умер через шесть лет, в 1721 г. была придумана специальная церемония, чтобы отпраздновать и выборы его преемника, Бутурлина, и женитьбу на вдове Зотова. Царь, который слышал легенду о так называемой папессе Иоанне, придумал то, что он считал забавной шуткой для определения пола двух главных действующих лиц. Были изготовлены сидения со специальными отверстиями, через которые Пётр и другие участники могли рассматривать интимные органы потешного патриарха и его жены. Царь схватил Бутурлина за гениталии с криком «У него дырка!». В ходе последовавшей оргии так называемые кардиналы сидели в специально построенных ложах, и обязаны были пить ложку водки каждые четверть часа всю ночь. Когда рассвело, царь сопровождал полуголую девушку, «принцессу-аббатису», которая несла корзину с яйцами. Каждый из пьяных кардиналов целовал аббатисе груди, а потом брал яйцо, которым голосовал за патриарха. В награду за свою службу Бутурлину разрешили свободно пользоваться царскими погребами и жильём в Москве и Санкт-Петербурге.
Трудно сказать, насколько всё это проливает свет на психологию Петра и насколько это имеет значение. Возможно, что подобными выходками Пётр просто хотел воспротивиться тому, что он считал лицемерием русской церкви, или даже, в соответствии с русскими стандартами того времени, всего лишь от души веселился. Важно, до какой степени такое «веселье» включало насмешки над старыми, простодушными и безвредными людьми. Может, это отражает даже более скрытый невроз.
Тёмные стороны психики Петра, возможно, сильнее отразились в насилии и жестокости, с которыми он расправлялся с противниками. Когда в 1689 г. он заподозрил, что замышлялся заговор против его власти, в котором была замешана его единокровная сестра Софья, он приказал отрубать заговорщикам руки и ноги, прежде чем их поднимали на эшафот и обезглавливали, и кровь их капала на труп главного заговорщика Ивана Милославского. Через три года, после восстания стрельцов, он лично выполнял роль палача, умело отрубая топором головы… Он любил смотреть, как пытали людей и секли женщин.
Его отношение к своему сыну и наследнику Алексею, в некоторых отношениях понятное, подчёркивает его психопатический характер. Алексей был сыном Петра от первого брака на Евдокии, особе, которая Петру быстро надоела и была отправлена в монастырь. Кое-кто предполагал, что у Петра были гомосексуальные наклонности, ибо, очевидно, царь так боялся спать один, что если у него не было женщины, он заставлял ложиться с собой дневального. Такие случаи говорят не столько о гомосексуальных наклонностях, сколько об основном его неврозе. В конце концов он завёл себе постоянную подругу, немецкую служанку Екатерину, которая перед этим была любовницей царского фаворита Александра Меншикова; впоследствии он короновал её как царицу.
Сын Алексей принёс своему отцу глубокое разочарование, так как во многих отношениях был полной противоположностью всему, что так нравилось
Пётр пригрозил Алексею, что он или должен исправиться, или его надо отрезать, как гангренозную конечность. Алексей, в страхе перед отцом, пообещал, что откажется от права наследования, если ему позволят стать монахом. Наконец, в августе 1716 г. царь, который был с визитом в Копенгагене, потерял терпение и предъявил Алексею ультиматум, чтобы он либо выехал к нему, либо немедленно уходил в монастырь. В отчаянии Алексей, в сопровождении своей любовницы Ефросиньи, переодетой в мужское платье, бежал в Вену, где он попросил убежища у императора, а в конце концов оказался в Сент-Эльмо около Неаполя, где к нему приехал посланник его отца Пётр Толстой, который уговорил его вернуться в Россию. Алексей несколько наивно поверил, что ему разрешат жениться на своей любовнице и отказаться от своих прав. Его арестовали и предали суду, на котором он выдал, среди других, свою мать, которую отправили в более суровый монастырь; царь приказал, чтобы её любовника Глебова посадили на кол в меховой шубе, чтобы продлить его мучения на морозе русской зимы. Алексей получил 40 ударов кнутом и в результате умер.
Как мы объясняем поведение Петра? Может, оно не нуждается в объяснениях, поскольку талант его бесспорен, а приписываемые ему жестокости ни в коей мере не являются необычными для того века или страны, в которых он жил. И всё же трудно отрицать в характере Петра существование тёмных, стихийных нервных приступов.
Марксистский историк Покровский объясняет психическую неуравновешенность Петра прогрессивным течением сифилиса. В 1706 г., согласно французскому источнику, ему довелось пережить то, что эвфемистически описали как «позор при дворе любви», и, очевидно, ему прописали ртуть. И всё же, как и с Генрихом VIII в Англии, на самом деле доказательства психической болезни недостаточны для предположения, что в заключительные годы его жизни у него была третья стадия сифилиса.
Нет никаких сомнений, что во время серьёзного волнения у Петра появлялся нервный тик различной интенсивности, который затрагивал левую сторону его лица. Может, это был просто спазм, охватывающий половину лица, периодический и непроизвольный, воздействующий скорее на левую, чем на правую часть лица. Обычно вызываемый эмоциональным напряжением или усталостью, в общем он представляется не связанным с неврологической болезнью. Похоже, однако, что бывали случаи, когда у Петра этот нервный тик переходил в конвульсивный приступ и приводил к потере сознания. И действительно, одной из тех особенностей, которые он ценил в своей будущей жене Екатерине, была её способность успокаивать его, когда он чувствовал наступление такого приступа. Он клал голову к ней на колени, пока не засыпал. Когда он просыпался посвежевшим, то не помнил, что произошло раньше, — отличительная черта эпилепсии. «Его левый глаз, левая рука и левая нога, — зловеще писал кардинал Коллониц, примас Венгрии, — пострадали от яда, который ему дали при жизни его брата, но сейчас от этого остаётся только застывший взгляд в глазу и постоянное движение его руки и ноги».
Это даёт веские основания думать, что у Петра случались эпилептические припадки, и даже что психическое расстройство, от которого он страдал, было эпилепсией височной доли. Хотя он был физически силён, он постоянно болел. Он был очень опасно болен между ноябрём 1693 г. и январём 1694 г. и всю жизнь мучился от периодических приступов лихорадки. Если болезнь, во время которой опасались за его жизнь, была энцефалитом, это могло бы также объяснить его предрасположенность к конвульсивным припадкам, дисфункцию его мозга и буйство вызванное ею. В случае с Петром так же, как и с Иваном, при отсутствии более определённых доказательств эти предположения остаются в лучшем случае умозрительными. Несомненно, долгосрочное влияние мучительных детских переживаний и длительное злоупотребление алкоголем также повлияли но его здоровья и мировоззрение.