Безупречный элемент

Северная Ирина

Это только его привилегия.

Глава 15. Ночи для Солнца, дни для Луны

Ночи для Солнца, дни для Луны

Говорила сердцу Вечность,

О войне добра и зла,

Как жестока бесконечность,

И как истина важна.

(С.Хэлфаер)

…Дни перед неизбежным возвращением в реальный мир были сумбурными. Трое неполных суток равнялись целой жизни, даже, несмотря на ощущение, что все, собравшиеся в этом доме, всего лишь нелепые фигурки из коллекции абсурдов. Кто-то или что-то выхватил их из

привычных обстоятельств, выставил на шаткую поверхность и забавлялся, передвигая, как вздумается.

Сон снова тянул на дно, и Вагнер покорно погружался в плотный дурман. Но он сознательно тревожил память, воспроизводя детали последних дней.

Он уже не там, не с ней. Он снова пуст.

И все только начиналось…

***

Фреда заводила его в дом, ни на кого не глядя, вцепившись в его руку сведенными нервной судорогой пальцами. Будь он человеком, ему, наверное, было бы больно.

Не выпуская его руки, без отвращения и колебания взяла два пакета донорской крови из холодильного ящика, стоящего на полу.

Вела по лестнице наверх под напряженными взглядами обитателей этого дома, который хранил ощутимую дымку прошлого, витавшую здесь повсюду. Его одежда промокла насквозь, успела заледенеть, теперь оттаивала в тепле, и с него текли струйки воды, оставляя лужицы на добротных деревянных половицах.

Они зашли в небольшую комнату, где ощущался неповторимый тонкий аромат. Фреда закрыла плотно дверь и только потом нехотя разъединила их переплетенные пальцы. Сдернула с футона шерстяное одеяло. Забралась на подоконник, зачем-то занавесила пледом большое окно. Знала, что окна в доме не пропускают ультрафиолет, но будто перестала доверять этому.

Одеяло перекрыло доступ рассеянному предутреннему свету, и комната погрузилась в темноту. Фреда подошла к Вагнеру, обняла, уткнувшись носом в его шею. Он чувствовал, как, пульсируя живым теплом, двигается от дыхания её грудь и гулко бьется сердце.

Оба молчали, обмениваясь перетекающей из одного в другого энергией соприкосновения. Случился тот самый «избыток чувств», от которого распирало так, что становились возможными взлет и парение. Не размыкая объятий, они удерживали друг друга в невесомости ощущений и одновременно твердо стояли на ногах.

— Я едва не тронулась, пока ждала тебя… — пробормотала Фреда, не поднимая головы. — Умом понимаю, что так нельзя, но…

Теплые губы двигались по его коже возле яремной ямки. Она почувствовала, как он сглотнул застрявший комок невысказанных слов, и прижалась поцелуем к его горлу, одновременно стягивая с плеч вампира тяжелую, набухшую от воды куртку.

Она не видела почти ничего, он наоборот — прекрасно различал в темноте, но оба предпочитали сейчас просто ощущать близость друг друга.

Он положил ладони на ее лицо, приподнял и поцеловал в губы, нежно, ничего не требуя.

Фреда ответила на поцелуй также нежно, делясь взаимной лаской.

— Люблю тебя… — проговорил он ей в губы, пробуя на вкус сладкий рот и эти слова, которые произносил за последние сутки столько раз, сколько не говорил за все семьсот с лишним лет своего существования. — Люблю…

Когда-то, будучи человеком, мужем и отцом, он, конечно, говорил все это, но никогда еще не ценил возможность чувствовать истинный смысл сказанного так, как сейчас.

Волнение Фреды стихало, откатывая волнами. Она отстранилась, зажгла маленький светильник, стоящий возле футона. Потом помогла Вагнеру стянуть свитер. Рейн сбросил ботинки, ногой брезгливо отодвинув их от себя. Девушка чуть прикрыла отяжелевшими веками глаза, когда поглядывала, как он снимает мокрые джинсы и остается нагим.

Фреда поспешно сунула ему в руки пакет с кровью, стала подбирать с пола одежду.

— Ложись сюда, — сказала она, указывая на свой футон. — Я принесу тебе еще плед.

— Плед, пожалуй, принеси. Но я лягу на полу, — отозвался Вагнер. — Я вампир, не забыла? Не мерзну, могу спать хоть на битом стекле.

— Ты должен нормально отдохнуть.

— Тебе это необходимо в первую очередь, — отрезал он, — а мне нужен плед, только чтобы прикрыться. — Я бы мог остаться в мокрой одежде или так устроиться, — он окинул себя взглядом, — но мокрая одежда будет испорчена, а ее отсутствием не стоит еще больше провоцировать вашего «Le Duce»*. Он и без того весь искрит. Вдруг надумает нагрянуть с обходом.

— Le Duce? — вскинула брови Фреда. — Лео?

Вагнер в ответ изобразил хищную улыбку, притянул девушку к себе и поцеловал, на этот раз жадно и глубоко.

— Ступай, — он отстранился, выпуская Фреду из объятий, — успокой своих телохранителей. Они там внизу затаились. Я слышу, как они звенят от напряжения.

Успокоиться нужно не только тем троим на первом этаже. Еще немного, и он не выпустит ее из комнаты. Оттеснит в угол, прижмет спиной к стене, сорвет с нее одежду, подхватит, сжимая ее теплые бедра, и возьмет, яростно и нетерпеливо. Видения налетели, как поезд, вырвавшийся из тоннеля, ослепили, почти затуманили рассудок.

Ноги девушки обвивают его талию… он входит в нее глубоко. Смотрит, как она запрокидывает лицо, прикусывает губы, сдерживая стоны. Он двигается в ней, снова и снова чувствуя, как пульсирует ее горячее, истекающее соками желания лоно в момент кульминации…

Вагнер подтолкнул Фреду к двери и отвернулся, укрывая бурную реакцию своего тела.

Разорвал зубами оболочку пакета с кровью и двумя долгими глотками прикончил омерзительно холодную кровь.

Жидкость плюхнулась в желудок, остужая несвоевременный накал и беспощадно напоминая, кто он есть.