Безвинная
Шрифт:
Немец озирался, приоткрыв рот. Даже псина наконец перестала гавкать.
— И всё?
Алексия кивнула и несколько раз вытерла палец о подол платья. Встала.
— Но я даже блокнот не успел достать! Как это говорится? Упустил возможность.
— Дело сделано.
— Замечательно. До сих пор мне ни разу не приходилось наблюдать, как запредельный убивает призрака. Весьма необычное зрелище. Что ж, это подтверждает, что вы на самом деле та, кем себя называете, женская особь. Мои поздравления.
«Можно подумать,
Немец торопливо засеменил за ней.
— Замечательно, поистине замечательно. Идеальный сеанс экзорцизма. Только запредельный может сделать такое одним прикосновением! Я, разумеется, читал об этом, но увидеть своими глазами, прямо перед собой!.. А вам не кажется, что в вашем случае последствия наступили скорее, чем от прикосновения мужских особей?
— Не знаю, никогда с ними не встречалась.
— Конечно, конечно. Та. Вы, запредельные, не можете дышать друг с другом одним воздухом.
Алексия вернулась в гостиную, где увидела, что мадам Лефу и Флут все же оставили для нее один круассан. Слава богу.
— Как прошло? — спросила француженка — вежливо, но несколько холодновато. Последний призрак, которого пришлось изгонять Алексии, был очень близким другом мадам Лефу.
— Как по маслу, — ответила Алексия, вспомнив размягчившиеся кости.
Мадам Лефу сморщила свой дерзко вздернутый носик:
— Можно себе представить.
Немец отошел и стал смотреть в окно, явно дожидаясь, когда солнце взойдет по-настоящему. Оно уже показалось над крышами, и Алексия с удовольствием отметила, что Ницца, пожалуй, все-таки немного почище Парижа. Пес носился по комнате, тявкая по очереди на всех гостей, словно то и дело забывал об их присутствии (возможно, так оно и было, учитывая очевидное отсутствие мозга у этого существа), а потом наконец в изнеможении повалился под диван и остался лежать там безжизненным помпоном.
Алексия доела круассан, не прикасаясь к нему испачканной рукой, а затем принялась терпеливо ждать, из последних сил надеясь, что им все же предложат постели. Ей казалось, что она не спала целую вечность. Тело начинало деревенеть от усталости. Мадам Лефу, судя по всему, ощущала то же самое: она даже задремала. Ее подбородок упирался в узел галстука. Цилиндр, все еще обмотанный шарфом месье Труве, съехал на лоб. Даже у Флута плечи слегка поникли.
Первые лучи солнца скользнули по подоконнику и осветили комнату. Господин Ланге-Вильсдорф с жадным нетерпением глядел, как свет падает на штанину Флута. Но бывший дворецкий не выбежал с криком из комнаты, охваченный пламенем, и маленький немец расслабился — пожалуй, в первый раз с тех пор, как они постучались к нему в дверь.
Поскольку предложения пройти в спальню по-прежнему не поступало, Алексия набрала
— Господин Ланге-Вильсдорф, к чему все эти проверки и испытания? Вы что, настолько глубоко верующий? Мне кажется, это как-то странно для члена Ордена медного осьминога.
Заслышав откровенную речь подруги, мадам Лефу приоткрыла веки и, одним изящным пальцем вернув цилиндр на подобающее ему место, с интересом посмотрела на маленького немца.
— Возможно, возможно. Мои исследования касаются деликатных и даже опасных материй. Если я должен вам довериться или оказать помощь, мне важно, жизненно важно, чтобы среди вас не было — как это говорится? — нежити.
Алексия поморщилась. Мадам Лефу резко выпрямилась, словно сон с нее вдруг слетел. Слово «нежить» не принято было открыто произносить в приличном обществе. Оборотни, вампиры и даже новоиспеченные призраки по понятным причинам выражали недовольство, когда их так называли. Как, впрочем, и сама Алексия, заслышав «душесоска» от очередного кровососа. Это считалось, попросту говоря, вульгарным.
— Это довольно грубое выражение, господин Ланге-Вильсдорф, согласитесь?
— В самом деле? Ох уж эти англичане с их привычкой придираться к словам.
— Но «нежить» — это, безусловно, неприемлемо.
Глаза у немца стали суровыми, непроницаемыми.
— Я бы сказал, это зависит от того, что мы называем жизнью. Та? Результаты моих текущих исследований позволяют предположить, что «нежить» — определение самое подходящее.
Изобретательница усмехнулась. На щеках у нее появились ямочки. Алексия не знала, как им это удалось, но выглядели они довольно натурально.
— Это пока вам так кажется.
Господин Ланге-Вильсдорф заинтересованно склонил голову набок:
— Вам известно что-то о предмете моих исследований, мадам Лефу?
— Вы ведь знаете, что леди Маккон вышла замуж за оборотня?
Кивок.
— Думаю, вам лучше рассказать ему о том, что случилось, Алексия.
Поморщившись, леди Маккон поинтересовалась у подруги:
— Он может быть чем-то полезен?
— Его с большим основанием, нежели кого-то другого в Ордене медного осьминога, можно назвать специалистом по запредельным. Возможно, тамплиеры знают больше, но так это или нет, неизвестно.
Алексия кивнула. Она взвесила все за и против и наконец решила, что риск оправдан.
— Я беременна, господин Ланге-Вильсдорф.
Немец взглянул на нее с жадным любопытством.
— Мои поздравления и соболезнования. Вы, конечно, не сможете — как это говорится? — доносить беременность до срока. В исторических документах нет ни единого упоминания о запредельной, которой бы это удалось. Разумеется, это весьма огорчительно для тамплиеров с их программой разведения, но… — он умолк, заметив улыбку мадам Лефу.