Безвинная
Шрифт:
— В самом деле? — Алексии удалось вставить только эти три слова: ведя их в захламленную маленькую гостиную, господин Ланге-Вильсдорф продолжал говорить без малейшей паузы, даже не переводя дыхание.
— Ну что ж, все мы совершаем ошибки.
— Это слабо сказано, — пробормотала Алексия, ощущая странную ноющую боль утраты.
Мадам Лефу принялась с любопытством осматривать комнату. Флут занял привычное для себя место у двери.
Псина, устав бесноваться, свернулась клубочком перед холодным камином. В этой позе она, пожалуй, еще сильнее напоминала
У двери висел шнурок звонка, и человечек стал дергать за него — вначале осторожно, а потом с такой энергией, будто в большой колокол бил.
— Уверен, вы не откажетесь от чая. Англичане никогда не отказываются от чая. Присаживайтесь, присаживайтесь.
Мадам Лефу с Алексией сели. Флут — нет.
Хозяин дома проворно подошел к маленькому столику и достал из ящика небольшую шкатулку.
— Нюхательный табак? — он откинул крышку и жестом предложил всем по очереди. Все отказались. Однако отказ Флута немец, очевидно, не хотел принимать. — Нет-нет, я настаиваю.
— Не имею такой привычки, сэр, — возразил Флут.
— Право же, я настаиваю.
Глаза у господина Ланге-Вильсдорфа вдруг стали ледяными.
Бывший дворецкий пожал плечами, взял щепотку табака и осторожно вдохнул.
Немец, не отрывая глаз, пристально наблюдал за ним. Видя, что Флут не проявляет никакой особенной реакции, человечек кивнул сам себе и убрал табакерку.
В комнату вошел встрепанный слуга.
Собачонка проснулась и, хотя наверняка была давным-давно знакома со всем домашним персоналом, набросилась на беднягу с такой яростью, словно тот представлял серьезную угрозу для безопасности всего мира.
— Миньон, у нас гости. Принесите сейчас же чайник «эрл грея» и несколько круассанов. Запомните — «эрл грея». И корзинку кумкватов. Слава богу, у нас есть кумкваты, — немец вновь прищурил глаза на Флута, словно хотел сказать: «Я с вами еще не закончил, молодой человек». Но тот, будучи на деле намного старше хозяина домишки, остался совершенно невозмутим. — Что ж, это восхитительно, да, восхитительно. Алексия Таработти здесь, в моем доме! — господин Ланге-Вильсдорф снял ночной колпак и коротко раскланялся. Под колпаком обнаружились пугающе огромные уши — казалось, они принадлежат какой-то другой голове. — Я никогда не встречал вашего отца, но подробно изучил его родословную. Первый из семи поколений, кто произвел на свет женщину-бездушную, та! Женская особь — это настоящее чудо, как многие утверждали, — он кивнул самому себе. — У меня, разумеется, есть своя теория, которая объясняет это скрещиванием за пределами Италии. Блестящий выбор сделал ваш отец, та? Приток свежей английской крови.
Алексия с трудом верила своим ушам. Можно подумать, она появилась на свет в результате какого-то опыта по разведению породистых лошадей!
— Я бы попросила…
— Господин Ланге-Вильсдорф уже много лет изучает запредельных, — вмешалась мадам Лефу.
— Было трудно, та, очень, очень трудно найти живую особь. Небольшие разногласия с церковью, понимаете ли.
— Прошу прощения? — Алексия сдержала свой
Немец покраснел и затеребил обеими руками свой ночной колпак.
— Некоторые — как это говорится? — осложнения. Пришлось переехать во Францию и оставить большую часть исследований. Фарс!
Алексия перевела взгляд на мадам Лефу, ожидая пояснений.
— Его отлучили от церкви, — серьезным, приглушенным голосом отозвалась изобретательница.
Немец покраснел еще сильнее.
— А, так вы слышали об этом?
Мадам Лефу пожала плечами:
— Вы же знаете, как быстро расходятся слухи в Ордене.
Ответом ей был вздох.
— Что ж, как бы то ни было, вы привезли ко мне эту замечательную гостью. Живую женщину-запредельную! Вы ведь позволите мне задать вам несколько вопросов, юная леди, та? И, может быть, провести пару исследований?
В дверь постучали, и вошел слуга, неся поднос с чаем.
Господин Ланге-Вильсдорф взял поднос и, махнув слуге рукой, чтобы тот вышел, стал разливать крепкий чай, благоухающий бергамотом. Алексия не очень любила «эрл грей»; в Лондоне он давно вышел из моды, и его никогда не подавали ни в одном из заведений, где она бывала, вероятно, потому, что вампиры цитрусовые не жаловали. Должно быть, именно поэтому, догадалась Алексия, немец теперь настойчиво совал чашку чая вместе с кучкой кумкватов хмурому Флуту.
— Нюхательный табак!
Все посмотрели на Алексию.
— А, так вы решили попробовать, та, женская особь?
— Нет. Просто догадалась. Вы заставили Флута понюхать табак, чтобы убедиться, что он не оборотень. Оборотни не выносят табак. А теперь с помощью «эрл грея» и кумкватов хотите выяснить, не вампир ли он. — Бывший дворецкий приподнял бровь, взял кумкват, сунул его в рот и принялся методично жевать. — Вы ведь понимаете, господин Ланге-Вильсдорф, что вампиры вполне способны есть цитрусовые? Они просто не любят.
— Та, разумеется, мне это отлично известно. Но это хорошая — как это говорится? — первоначальная проверка. Пока солнце не взошло.
Флут вздохнул:
— Уверяю вас, сэр, я не обладаю никакими сверхъестественными способностями.
Алексия хихикнула. Лицо у бедного Флута было вконец разобиженное.
Кажется, маленький немец не готов был удовлетвориться одними словесными заверениями. Он настороженно следил за Флутом и бдительно поглядывал на вазочку с кумкватами. Может, намеревался использовать их в качестве метательного оружия?
— Конечно, вы все равно можете оказаться клавигером или каким-нибудь там трутнем.
Флут досадливо вздохнул.
— Вы ведь уже убедились в отсутствии укусов, — заметила Алексия.
— Отсутствие следов нельзя считать неопровержимым доказательством, тем более что он может быть и клавигером. В конце концов, вы сами вышли замуж за оборотня.
У Флута сделалось такое лицо, словно его никогда в жизни так не оскорбляли. Алексия, которую все еще коробило прозвище «женская особь», вполне его понимала.