Безвыходное пособие для демиурга
Шрифт:
За окном рвущиеся провода устроили целую канонаду с фейерверком, они салютовали в честь погибшего магистра.
Да, этот месяц ознаменовался тем, что мне второй раз приходиться ради торжества нашего дела в буквальном смысле слова переступать через трупы неудачливых соперников. И вся моя жизнь вертелась вокруг одной книги.
А, может быть, «Некрономикону» подвластны и исторические судьбы стран и наций? От этих мыслей было немного жутко. Но зов фолианта нарастал с каждой секундой. Меня неумолимо влекло в зал.
Теперь
«Некрономикон» сам намечает себе очередную жертву, сам находит человека, и уже не отпускает. Никогда.
Я переступил через магистра.
Дверь на балкон была распахнута, и я видел, как по проводам голубой змейкой пробежал огонь, как он пережег оба конца пятиметрового жгута, который, наверняка плясал и изгибался потом на земле, потому что вспышки еще какое-то время озаряли сгущающийся мрак.
Я шагнул к столу. Здесь лежал раскрытый дипломат и горбился древний, перемотанный скотчем, телефон.
Я уже догадался, что «Некрономикон» здесь, в двух шагах от меня, но книгу я еще не видел, обзор мне закрывала крышка дипломата.
Я коснулся стола, и сердце вдруг тревожно кольнуло. Вернее – обожгло. Я тряхнул головой и потрогал грудь: в самом деле, горячо. Это же мой талисман. Но с чего это серебро раскалилось так, что жжет сквозь одежду?
От легкого хлопка по нагрудному карману рубашки ладонь моя засветилась тем же серебристым сиянием, что до последнего мгновения билось из-под пальцев магистра.
И я все понял! Пока плавится защитный талисман, каждый из нас в состоянии совершить поступок. Любой. Теоретически можно даже сжечь проклятый «Некрономикон».
Но если книге не смог противостоять магистр, на что надеяться мне, дозорному?
Я понял, что ни в коем случае нельзя смотреть на дьявольский фолиант. Иначе волю совсем парализует. У меня был единственный шанс не прикасаться к книге и не видеть ее: захлопнуть дипломат, и я этим воспользовался. Я щелкнул замками. А потом я наложил сверху печать Соломона. Впервые в жизни.
Конечно, нас этому учили, но раньше мне казалось глупостью рисовать рукой в воздухе всяческие символы.
От пальцев в сумраке зажглась тоненькая голубая нить. Я впервые увидел, как, на самом деле, действует магия. Из меня паутинкой тянулся след, который застывал в воздухе и, повторяя движение моей руки, образовывал рисунок защитной печати.
Округлившийся символ повис. Я заворожено смотрел на только что созданную магическую печать.
Три года обучения так и не дали мне осознания возможности подобных чудес.
А потом я трижды дунул.
Печать качнулась и упала на крышку дипломата, она вдруг увеличилась, обхватила кожу со всех сторон и защелкнулась, как капкан.
И сразу стало светлее.
Я сел на кровать, привалился
Господи, как я устал!
И вдруг зазвонил телефон. Значит, магистр действовал не один. Я поднял трубку.
– Игорь, ты жив? – это был голос «серого кардинала» Ордена, правой руки гофмейстера. – Павел Александрович, если не узнал.
– Ага. – ответил я. – В смысле: жив, узнал.
Что-либо говорить было тяжело. На душе скребли кошки. Это ведь из-за меня погиб еще и магистр. Это был мой долг: обезопасить мир от проклятой книги, но я не думал, что мне буквально придется перешагивать через мертвецов.
– Я знаю, что тебе удалось накинуть на книгу печать Соломона, но ни в коем случае не снимай талисман. Иначе тебе ничто уже не поможет! Жди. Мы на подходе! – мне показалось, что Павел Александрович находится где-то в двух шагах. Он говорил, захватывая воздух, точно бежал по лестнице.
Я еще не опустил трубку, как дверь вылетела вместе с косяком. От первого же удара. Я поёжился. Я вдруг почувствовал себя тем самым беззащитным очкариком, что стоял сегодня у школы перед хулиганами.
Через секунду в квартиру ворвались наши оперативники. На моей груди заплясали красные точки оптических прицелов:
– Не двигаться! Руки вверх!
Я подчинился.
Следом за группой захвата вошел и сам Павел Александрович в окружении магистров и инквизиторов:
– Ну, как ты, дозорный первого ранга Игорь Столяров? – что-то в облике нашего серого кардинала было хищное, роднившее его с волком: то ли странное строение черепа, то ли выдающиеся вперед скулы, то ли пылающие угли глаз.
– Спасибо, хреново.
В комнате, наконец-то, включили свет. Он был нормальным. Сумеречный туман куда-то разом исчез.
Из-за спины второго лица в Ордене выглянула та проститутка, с которой я так опозорился в гостинице.
– Так это все подстроено? – выдохнул я. – И этот суд, и обличительная речь Даниила Ивановича, и эти девочки в гостинице… А, может быть, это именно наши магистры призвали на мою голову и все сегодняшние неурядицы? Только зачем?
Павел Александрович подал знак, и группа захвата удалилась, выволакивая труп и тихо переругиваясь между собой.
Еще через минуту в комнате остались только мы втроем: «Некрономикон», я и наш «серый кардинал».
– Ты уж извини, Игорь. Ловля на живца удается лишь тогда, когда сама приманка ничего не подозревает. А «Некрономикон» притягивает лишь честолюбивых, но обозленных на весь мир. Твоя ярость зародилась в тот миг, когда одиннадцать дней назад ты убил человека, там, в частных владениях, на подступах к библиотеке. На твоих руках была первая кровь. Но важно было не это, а твое отчаяние, твой ужас, переходящий в восторг. Ты пылал ненавистью. За это «Некрономикон» тебя и выделил. А мы лишь раздули этот пожар, мы только вовремя подбросили дрова.