Безымянная тропа

Лински Говард

– Может и так.

– Ты же знаешь, что я прав, Хелен, - сказал он ей с уверенностью, - глубоко внутри ты знаешь, что я поступил правильно. Если бы я не напугал этого старика, мы бы все еще рыскали вокруг, пытаясь узнать правду.

– Может быть, - уступила она, - но я ничего не могу поделать с тем, что ты теперь нравишься мне из-за этого чуть меньше.

– Ха, - фыркнул он, - и в чем конкретно для нас разница сейчас?

– Как долго ты собираешься продолжать ненавидеть меня?

– Я не ненавижу тебя, - возразил он, - на самом

деле, совсем наоборот.

– Просто садись в машину, - сказала она ему.

Они ехали молча всю дорогу до Грейт Мидлтона. Они оба знали куда направляются, без необходимости озвучивать это место. Том припарковался у старого дома викария. Хелен позвонила в звонок, и, когда Мэри ответила, она сказала:

– Можем мы войти?

***

Голос Стефана Кольера наполнил комнату, сразу же после голоса Тома.

– Он сказал, что это единственный способ заставить Мэри поверить, что Шон уехал без нее. Он был прав. Это было тем, во что все поверили.

– Что произошло с деньгами?

– Джек бросил их Генри.

– Джеку они были не нужны?
– спросил Том.

– Нет, - ответил старик, - Джек не хотел ничего из этого.

Том потянулся к диктофону и отключил его, прежде чем офицеры полиции начнут молотить в дверь и выкрикивать приказы. Пожилая женщина молча смотрела на диктофон. Даже хоть тот и находился в кармане куртки Тома, каждое приглушенное слово все еще было различимым.

– Вы в порядке?
– спросила Хелен.

У Мэри ушла минута на то, чтобы ответить, и, когда она, наконец, ответила, она произнесла:

– Господи, нет, - затем добавила: - как я могла?

– Не желаете ли стакан воды?
– спросила Хелен, и Мэри слабо кивнула. Хелен прошла в кухню, наполнила стакан и вернулась, вручив его Мэри. Том смотрел, пока та залпом пьет воду, а затем, как Хелен берет стакан из ее дрожащих пальцев.

– Вы знали?
– просто спросил Том.

Мэри покачала головой.

– Нет, не все, но...

– У вас были подозрения?

– Не сразу, - а затем она начала рыдать.
– Долгое время я думала, что я была самой глупой влюбленной дурочкой. Представьте себе вину, чей груз я несла все эти годы. Я провела большую часть жизни, представляя, что мужчина, которого я любила, обманул меня, украл сбережения моего отца, а затем бросил меня. Теперь, я, наконец, знаю правду, а вина все еще не покинула меня.

– Я не понимаю, - сказала Хелен, - почему вы теперь чувствуете себя виноватой?

– Мужчина был убит из-за меня, хороший человек совершил убийство из-за меня.

– Он был хорошим человеком?
– спросил Том, но она не ответила.

– Я была разочарованием для моего мужа, - ответила Мэри.- Я давно это знала. Как видите, он слишком сильно меня желал.

Никто, вероятно, не сможет оправдать таких ожиданий. Я знаю, что я не смогла. Я узнала это в день нашей свадьбы, когда я прошла по проходу, а он улыбнулся мне, как будто не мог полностью поверить, что я настоящая. В конце концов, я оказалась разочарованием для него и для моего отца.

Она промокнула глаза платком.

– Отец никогда больше не смотрел на меня, - сказала она, будто это было само собой разумеющимся, - и я никогда не видела, чтобы он улыбался. Ни разу.

– Есть только один мужчина, которого я не разочаровала, и на протяжении пятидесяти лет я думала, что он никогда на самом деле не был заинтересован во мне. Можете ли вы представить себе, что я чувствовала так думая? Вы понимаете, почему я была настолько жалкой и благодарной, когда Генри простил меня, какой удивленной я была, когда он предложил принять меня обратно, вести себя, как будто ничего не случилось, даже хоть я и не была целомудренной? Я думала, какой он замечательный, благородный, достойный мужчина, раз так заботится обо мне. И он таким был, конечно, во многих смыслах: просто не тогда, не в тот раз.

– Я думаю, вот почему он так усердно работал с теми детьми. Чтобы искупить вину. Он знал, что сделал ужасную вещь и, что никогда не сможет рассказать о ней, даже мне - особенно, мне - и он знал, что, в конце концов, я того не стоила. Я даже не смогла родить ему детей, а он очень хотел стать отцом. Он, должно быть, понял, что должен был позволить мне уехать с Шоном и найти кого-то еще. Я думаю, вина и стыд лишила его многих лет жизни.

– Когда вы впервые это заподозрили?
– спросил Том, а Мэри выглядела так, будто собиралась отрицать, что что-либо подозревала, но либо она была слишком изнурена или знала, что он раскусит ее ложь.

– У меня есть, что показать вам, но вам придется потерпеть, - сказала она.
– Мне нужна ваша помощь, чтобы подняться по лестнице.

Том протянул руку, и она положила свою холодную, крошечную руку на его. Ее кожа была бледнее, чем пергаментная бумага, и он мог разглядеть бегущие под ней голубые вены.

Вместе они поползли из гостиной по направлению к лестнице. Хелен последовала за их черепашьим медленным прогрессом, и, наконец, они дошли до лестничного пролета, где она отперла комнату, и они вошли внутрь. Мэри открыла комод, а затем достала журнал в кожаном переплете и старую шкатулку из красного дерева.

– Мой муж умер довольно неожиданно, и я оплакивала его, - заявила она, - ему было только пятьдесят пять, и у него не было времени, чтобы привести свои дела в порядок. У меня ушел почти год, чтобы со всем разобраться: его личными вещами, бумагами, всем. А затем одной ночью, более двадцати лет назад теперь, я поднялась в лофт. Я хотела посмотреть, какое барахло он хранит там. Я нашла это.

Она вручила Тому деревянную шкатулку, и тот открыл ее. Хелен и Том уставились на ее содержимое: четыре золотых монеты.