Безымянное
Шрифт:
Он разложил перед собой документы, настраиваясь хорошенько поработать до обеда. Снял колпачок с ручки, открыл блокнот на чистой странице и начал писать. За окном нещадно жарило солнце. Ему не нравился ни новый кабинет, ни вид из окна — похоже, его засунули сюда подальше от глаз клиентов, чтобы не смущать их пузырьками лекарств на столе и недостатком пальцев. Одна рука, на которой остались только большой и мизинец, словно застыла навеки в гавайском приветствии «шака»; другая — со средним и безымянным — напоминала придорожный кактус. А лекарства на столе от безвыходности: стол с ящиками ему не выделили. После каждого
— Мне сейчас ничего не нужно, спасибо, — сказал он, рубанув почти каратистским ударом по столу своей «шакой». От досады он даже голову в сторону живой помехи не повернул. — Я вас позову, если понадобится. Спасибо.
Секретарь ушла. Десять минут тишины и покоя у него есть, а потом она как пить дать заявится снова. Когда-то давно на партнерском совещании он уже пытался убедить остальных, что секретари — это пережиток. Если хочешь кому-то что-то поручить, поручи помощнику. Секретарей пора отменить. Но большинство партнеров дорожили своими секретарями и расставаться с ними не хотели, поэтому приходилось терпеть их постоянные вторжения и жалкие потуги оправдать свое жалованье. Придется выдумать для нее какое-нибудь задание.
— Можно мне кофе? — попросил он. — Просто чашку кофе, хорошо?
Кофе, предвосхитив его просьбу, она уже приготовила. Звали ее Элла, и возраст постепенно брал свое. С такими коленями, подумал Тим, юбку она зря носит. Струя кофе полилась из кофейника в чашку на столе. От чашки пошел пар, и Тим, почти невольно, на миг почувствовал благодарность. Приятно — даже летом — получить чашку свежесваренного кофе. Удовольствие, которое не приедается. Пока Элла возилась с кофейником, Тим вытянул своей кактусовой рукой бумажник, а оттуда — подцепив средним и безымянным — стодолларовую купюру, которую вложил в свободную ладонь секретаря. Элла уставилась на смятую банкноту.
— Это что?
— За час, — ответил Тим. — Час спокойной работы без вторжений и вопросов. Посидите в Интернете, сходите на ланч, узнайте, как дела у ребенка. Что угодно — только дайте мне час покоя.
Она убрала сотню в карман.
— Хорошо. Посижу в Интернете.
Элла удалилась, шаркая подошвами.
Солнце лупило вовсю, за окном проносились машины. От тяжело груженных фур дребезжали стекла. Склонившись над столом, Тим постепенно, слово за слово, погружал себя обратно в круговерть других часов, дней, лет — на самом деле для этого отрезка времени не существовало названия, — которые в совокупности образовывали континуум неведения, близящегося к трансцендентности. Он вытягивал себя из физической действительности, словно выкапываясь лопатой из заваленного тоннеля, в конце которого брезжит свет. Отдохнувший, спокойный, ублаженный кофе, второй пока ни на что не жаловался. Вскоре он захочет есть, но выкроить для себя еще часик при должной сноровке Тим сумеет.
Однако еще до истечения этого часа кто-то осторожно постучал по его столу. Посетитель. Давненько к нему никто не заходил.
— Привет,
Галстук у Фрица был ослаблен, рукава рубашки закатаны. От него веяло городским зноем.
— Можно присесть?
— Фриц? — Тим принялся собирать разложенные на столе бумаги в аккуратные стопки. — Мы договаривались о встрече? На какое время?
Фриц устроился в кресле напротив.
— Нет, я без звонка.
— Ну, тогда ладно. Просто я составляю записку по делу. Когда меня не отрывают.
— Я отрываю?
— Нет-нет, я не о тебе.
— Вам что-нибудь предложить?
— Не сейчас, — оборвал он секретаря.
— Чашечку кофе, — попросил Фриц.
Тим снова принялся ворошить бумаги, избегая встречаться глазами с Фрицем. Тот как раз заметил отсутствующие пальцы.
— Вполне можем пообщаться и сейчас, — заявил Тим. — Как движется?
Фриц отвел взгляд от искалеченных рук. Он готовился к чему угодно, но не к этому.
— Что движется?
— С поисками того человека. Есть успехи?
Фриц вскинул голову.
— Тим, ты пропал на несколько месяцев. Мы все беспокоились.
— Я был занят, сам знаешь.
— Я столько сил положил, чтобы разыскать тебя.
Тим перестал перебирать бумаги и выпрямился.
— Что же это происходит? Мы гоняемся-гоняемся за этим типом, вы вроде бы профи, а до сих пор его не нашли. И каждый день, пока он где-то гуляет, невинный человек мучается за решеткой.
— Тим, Хоббс умер.
Вошла секретарь. Фриц перевернул пустую кофейную чашку и поставил на ажурную бумажную салфетку.
— Спасибо, — поблагодарил он, и секретарь удалилась.
— Ты знаешь, сколько я добивался, чтобы секретарей в этой конторе упразднили? — посетовал Тим. — Чем они занимаются? Только кофе и умеют варить. Если тебе что-нибудь нужно по делу, просишь помощника. Секретарши годятся лишь подавать кофе, потому что помощник за кофе не побежит.
— Тим! — прервал его Фриц. — Ты меня слушаешь? Хоббс умер.
— Ни в коем случае.
— Повесился в декабре.
— Когда он вышел?
— Куда вышел?
— Из тюрьмы. Когда он вышел?
— Его ведь приговорили к пожизненному…
— А то я не знаю! Можно подумать, я не в курсе, к чему его приговорили.
На его возглас обернулись двое дальнобойщиков, сидящих за стойкой. Напротив них стояла Элла с сигаретой, беззастенчиво тараща глаза. Один из водителей что-то сказал, повернувшись к другому.
— Я задал простой вопрос, — повторил Тим. — Когда он вышел?
— Боюсь, он не вышел, — ответил Фриц.
Тим вспомнил, как сидел на диване с Беккой и смотрел телевизор, когда начался процесс по делу Хоббса. Почему-то он не мог тогда выйти из дома. Почему? Забыл. «Баффи» серия за серией, словно капающее по трубке лекарство, прогоняла чувство вины. Во время ремиссии он ходил навестить Хоббса в тюрьме. Тогда он заметил седые завитки на его руках. До тех пор он, оказывается, и не присматривался толком к этому пожилому человеку в тюремной оранжевой робе.
— Так что насчет того типа?
— Какого типа?
— Того самого. Которого я встретил на мосту. И в банях. Который напал на меня после бань. Как продвигаются поиски?
— Никак.
— Никак?
— Дело давно заморожено.
— Тогда на кой черт я заводил фонд? — воскликнул Тим. — Я ведь отдельным пунктом внес отчисления для вашей компании, чтобы поиски не прекращались.
— Дело не в деньгах, Тим. Деньги мы получали.
— Тогда в чем дело?
— Я перечислил все выплаты обратно.