Безымянные слуги

Сухов Лео

— Побегу, — не то что бы мне хотелось идти на рынок. Я бы ещё пару дней отлежался, но ей-то будет приятно.

Пятнадцатая продолжала стоять, молча глядя на меня. Судя по всему, решила проследить, как я дойду. Ну а то, что ей надо следить за построением всего десятка — в этот раз принесла на алтарь совести.

— Беги на построение, — не выдержал я. — Я туда ещё долго буду ползти, а тебе там первой надо быть.

Облегчение на лице десятника можно было заметить даже с закрытыми глазами. Она хлопнула меня по плечу и вылетела из комнаты. А я с чистой совестью мученика за правое дело пришёл на

построение в самый последний момент.

— У нас есть 600 ули, 4 более или менее одетых бойца… и 6 почти голых, — мы сидели в очередном классе, а Пятнадцатая расхаживала перед нами. — Я бы с удовольствием выделила бы по сотне ули на каждого неодетого, но надо всех усилить. Есть ещё месячное жалование…

Разочарованное «уууу!» пронеслось по нашему десятку.

— … и в него тоже придётся залезть! — грозно закончила девушка.

Мне было в этом вопросе легче, потому что я с самого начала знал, что грозит моему первому жалованию. Собственно, из всего десятка только я и Кривой не поддержали разочарованных выкриков.

— Зря, девочки-мальчики, — вставил своё веское слово Кривой. — В Пуще будет страшная бойня — там год никто не чистил лес. Это не по городу ходить и не кладбище топтать. В Пуще всё будет серьезно.

— Спасибо! — кивнула ему Пятнадцатая. — Я тоже думаю, что там будет плохо. Ребята, правда, лучше сейчас расстаться с частью жалования, чем остаться в Пуще. Даже если мы там и не возьмем большую добычу — но будем живы… Это ведь важно!

— Ну так-то да, — кивнул Нож. Мне показалось, он хотел сказать что-то ещё, но промолчал.

— Давайте сегодня на рынке вооружимся нормально, — продолжила десятник. — Чтобы нормальная защита и на руки, и на ноги была. И копья всем возьмём хорошие. И хороший кинжал или пехотный меч Ножу возьмём. Я…

Пятнадцатая мельком взглянула на меня.

— Я всё ещё очень надеюсь взять добычу и вывести в нори как можно больше, — она замолчала, собираясь с силами, и продолжила. — Но может быть и так, что нам не повезет. Мы снова останемся ааори. Но мы сможем тогда перейти всем десятком в нори на следующий год — или осенью. Главное — протянуть эти полгода, да?

— Я жадная, но я согласна! Особенно на защиту ног! — поспешно согласилась Ладна, вызвав дружный хохот. — Ноги — это важно!

— Тогда сейчас мы все идём, берём своё жалованье и приходим к администрации. И одеваемся почище, всё-таки в город выходим, — распорядилась Пятнадцатая, определив, что весь десяток согласен с её позицией. — Время на сборы — час!

Мы встали и пошли в казарму. Девушки побежали, а я — побрёл. Голова слегка побаливала, чувствовалась лёгкая слабость. Завтрак сегодня был мною съеден в двойном размере. Я даже денег не пожалел. Так что теперь хотелось спать, и совсем не хотелось никуда идти. Пятнадцатая дождалась меня и пристроилась рядом, приноравливаясь к темпу. После минутного молчания я решил его прервать.

— Надо было горошину продать. Сейчас бы денег на все хватило.

— Нет, — Пятнадцатая покачала головой. — Ты не понимаешь просто…

— Почему? Понимаю, — возразил я. — Я её съел и не почувствовал никаких изменений. А если бы мы её сдали — то я бы изменения почувствовал. Несколько сотен ули, как-никак.

— Ну ладно, — покладисто согласилась Пятнадцатая и опять

замолчала.

Мы прошли в тишине ещё шагов сто, и я снова решил прервать молчание.

— Пятнадцатая…

— Шрам, чтоб тебя! — взорвалась девушка. — Я иду и пытаюсь придумать, как сказать тебе спасибо и извиниться. А ты мне сосредоточиться не даёшь.

— Ну всё, сказала уже, — я улыбнулся.

— Шрам, ты достал уже, — Пятнадцатая засмеялась. — Надо же быть серьёзнее, да?

В её голосе было столько надежды, что я не смог её разочаровать. Признался, что да — надо бы. И в знак серьезности её извинений и благодарностей потребовал открыть самую её страшную тайну. В ответ получил шутливый подзатыльник и лишился компании. Сам виноват.

Выдвинулись на рынок мы пешком. Ветераны и Пятнадцатая тащили на себе мешки со снаряжением. К счастью, до рыночной площади идти было недалеко, и никто не спешил — мне удалось приноровиться к скорости отряда. Выход в город оказался той ещё задачей. Мы шли группой, а вокруг были — только аори. Каждый мог обратиться к нам, а мы обязаны были соблюдать правила поведения: кланяться подобающим образом, пялиться в землю и помогать. Меня лично успокаивало только то, что я помнил мурло с кладбища — и, если попадался особо противный местный, представлял, как это самое мурло утягивает его под землю.

Удивительно, но особой популярностью мы пользовались почему-то у пожилых людей, которые считали, что нам некуда торопиться. Одна старушка 20 минут вещала нам о том, как в её времена было хорошо, а в эти — плохо. А мы даже не могли развернуться и уйти. Спас нас какой-то мужчина, отвлекший её разговором, и мы с благодарностью сбежали. Всё время выхода Пятнадцатая была напряжена как струна, и это можно было понять. В конце концов, именно она несла за нас ответственность в этом нелёгком походе за три квартала.

В целом всё прошло без происшествий: до рынка мы добрались, никого не оскорбив, не задев и не обидев. Пятнадцатая привела нас к одному из нарядных павильонов, на которые я смотрел из повозки, и нырнула в боковую дверцу.

— Всё, можно чуть-чуть выдохнуть, — сказала она, когда мы оказались внутри и освободили проход. Впереди шёл широкий коридор длиной во весь павильон. Точнее, это был проход, потому что потолка не было — от яркого солнца и неба нас ничего не защищало. Зато по обеим сторонам прохода на два этажа шли лавки торговцев.

— Это павильон вэри? — уточнил Хохо.

— Да, местные сюда почти не ходят, — подтвердила Пятнадцатая. — А вэри всех этих расшаркиваний не требуют. Разве что сильно не в духе окажутся.

— Я думала, что эту старушку удавлю, — тихо проговорила Зенка, вызвав смешки.

— Тихо ты, — оборвала её Пятнадцатая. — Никогда не говори такого на людях. Ну что, пошли за покупками?

И мы пошли. Бывшие вэри и в самом деле относились к нам иначе. Они нас воспринимали как детей. Да, детей подросших, на которых взвалили ответственность. Детей, у которых нет родителей, а глаза горят не на сладости и игрушки, а на опасное взрослое оружие. Детей, за плечами которых хранился опыт ещё одной жизни. Но всё-таки — детей. И поэтому нам помогали с выбором и покупкой, а не с искуплением неизвестных грехов, за которые наши души отправлены были в Земли Боли.