Безымянный
Шрифт:
— О да, все мы исполняем их волю, иначе почему же всем нам позволено здесь находиться, ваше высочество? А я вам скажу почему. Первый закон Древних: выживает лишь сильнейший. он вам должен быть хорошо известен. Ну так вот, лично я вобрал в себя силу своих родителей в полной мере, как и положено по закону Древних. Прежде чем под моим началом встали те, кого вы называете сбродом и отверженными Древними, я по силе превзошёл всех в племени и своего отца, и моей матери. Что это, как не исполнение воли Древних, а, ваше высочество?
Он замолчал, а Мио не знал, что ему возразить. Он и до того задавался этим вопросом, но теперь,
— Как следует обдумайте все это, прежде чем дать свой окончательный ответ, — с этими словами он наконец ушел, оставив окончательно сбитого с толку пленника одного.
Мио обессиленно прислонился к прутьям клетки и так и замер, не в силах даже просто думать — настолько опустошённым он себя чувствовал. Но все это было лишь началом его личного кошмара. По приказу предводителя, его клетку перенесли из отдаленной части лагеря в его центр, и там ему пришлось стать невольным свидетелем того, как привольно вели себя химеры в столь когда-то священном и, казалось, неприкосновенном месте. Мало того, то и дело он наблюдал, как в лагере появляются, а затем бесследно исчезают различные пленники, пригнанные сюда химерами.
То и дело он слышал крики и стоны несчастных, просящих помощи или молящих о пощаде. Все, что он мог — лишь метаться по своей клетке и рычать от бессилия. Но крики были лишь частью всего, что ему пришлось познать. Однажды он услышал восклицания какого-то очередного несчастного, когда он пригрозил своим мучителям карой Древних. В ответ предводитель химер подтащил его почти вплотную к клетке, где сидел Мио. Тот увидел юного представителя племени ланей. Молодой самец, судя по виду, едва переступил грань взрослой жизни и был намного юнее его самого. Его одежда представляла из себя какие-то покрытые грязью и пятнами крови обрывки, в его еще почти совсем по-детски огромных глазах, читался ужас, хотя он и старался изо всех сил не показывать его. Предводитель, приставив к его горлу клинок, произнес так, чтобы его услышала не только его жертва, но и сидящий в клетке пленник:
— Интересно, и кто же сейчас остановит меня? Сами Древние или быть может ваш владыка, поставленный ими над вами для вашей защиты, на которую вы так уповаете? Давай посмотрим, кто из них будет первым, раз уж ты так в них веришь, — с этими словами он без колебаний полоснул по его горлу.
Несчастный захрипел, а все, что оставалось онемевшему от ужаса Мио — стоять и смотреть в его угасающие глаза. Между тем предводитель равнодушно бросил обмякшее тело на землю и безразличным тоном произнес, обращаясь к одному из находящихся в тот момент рядом из своих подручных:
— Эй, займитесь им. Не хочу, чтобы его мясо стало чересчур жестким.
Затем он ушел прочь, а двое химер подобрали тело и, к немалому ужасу Мио, стали резать его на куски, словно тот был простым безмолвным, которого разделывали для будущей трапезы. В этот
— Может, не стоит всё-таки вам на это смотреть? Хотя, находясь здесь, от подобного зрелища трудно куда-то скрыться.
— Подобное зрелище… что… что они собираются делать с его телом?
— Приготовить, что же еще?
От этих слов у Мио буквально пол поплыл под лапами. Покачнувшись, он медленно опустился на пол клетки и застыл на месте, не в силах пошевелиться. Ему казалось, что остатки его мира, та его часть, которую он все это время так отчаянно пытался сохранить, раскалывается на куски и уносится от него куда-то прочь. Гарт же молча покачав головой, как обычно поставил миску с едой и, снова посмотрев на замершего неподвижно Мио, долгим взглядом тяжело вздохнул и вышел прочь, оставив того одного.
Солнце уже почти ушло с небосвода, начали сгущаться сумерки, а Мио все сидел неподвижно, глядя в пространство отсутствующим, пустым взглядом. Но вот один из последних лучей отразился от края миски, стоящей неподалеку, и этот отблеск словно вывел его из оцепенения. Моргнув, он медленно перевел взгляд на миску с едой и тут ему вдруг показалось, что в ней лежат куски плоти того самого молодого самца лани, убитого на его глазах.
Невероятный ужас вдруг овладел им. С диким воплем он отшвырнул от себя миску, та отлетела от него прочь и ударилась о решетку, выплеснув все свое содержимое на землю за пределами клетки. Сама же миска с глухим стуком покатилась по полу. Мио следил за ее передвижением, а когда она наконец остановилась, он лег на пол, сжался в клубок, как делал это в детстве, когда его что-то сильно пугало. В тот момент ему хотелось лишь одного — просто перестать существовать.
Когда Гарт снова пришел к нему, Мио все еще лежал неподвижно. За все это время он ни разу не поменял позы. Он просто лежал, глядя перед собой совершенно пустым, ничего не выражающим взглядом, и продолжал молчать в ответ на все попытки Гарта заговорить с ним. Так продолжалось один солнцеход за другим. Мио перестал есть и пить и, казалось, что его уход в обитель Древних — лишь вопрос времени. Вот только предводитель химер не собирался этого дожидаться и решил ускорить это, заодно обеспечив себя и своих подчиненных зрелищем.
По его приказу Мио вывели из клетки и, подтащив к какой-то яме, спихнули его туда. Он упал на песчаное дно и так и остался лежать неподвижно, по-прежнему не реагируя ни на что, словно от него осталась лишь пустая оболочка, лишенная души. Между тем над его головой яму закрыли тяжелой решеткой, так что выбраться теперь из нее было уже невозможно. Впрочем, пленник даже и не помышлял об этом, он вообще уже ни о чем не думал и, казалось, совершенно перестал что-либо чувствовать.
Но вот над его головой раздался свист, а затем снова кто-то явно подавал какой-то сигнал, но кому и зачем — Мио не понимал. Впрочем, ему было все равно, даже если бы его стали тут закапывать или еще что-то, подобное вряд ли бы заставило его хоть как-то реагировать. Он лишь закрыл глаза, полностью готовый встретить свой конец. Но тут до его ушей донесся едва уловимый шорох откуда-то из глубины ямы, а затем он почувствовал запах, и он был ему хорошо знаком. Что-то невидимое вдруг ожило в нем и заставило его посмотреть туда, откуда доносился звук.