Беззаветные охотники
Шрифт:
В таком подходе к организации обороны чувствовалась рука Шамиля и помощь его эмиссаров, отправленных в Чечню к Ташев-ходжи. Раньше чеченцы воевали по-партизански. Не сидели за стенами, а держали врага в постоянном напряжении, внезапно нападая из-за деревьев и кустов и тут же отступая. Точно также воевали и черкесы, хотя и смеялись над ичкерийцами и лезгинами: мол, не умеют за кольчугой ухаживать, вот и воюют как абреки.
Из нововведения толку вышло немного. Две роты кабардинцев бросились под метким огнем защитников к завалам, защищавшим подступы к укреплению. Одновременно
Перестрелка на окружающих аул высотах усилилась. Особенно на левом фланге, где куринцами командовал прикомандированный ротмистр Мартынов. Дурно выходило у кавалериста. Он не успевал вовремя поддержать стрелковую цепь резервом. Раненых становилось все больше и больше. Особенно их прибавилось, когда Лабынцев скомандовал отступление. Если бы горская кавалерия не прикрыла фланги, потери были бы существенно больше. Когда отряд вырвался из леса и горцы отстали, провели подсчеты. Куринцы потеряли больше всех: 11 убитых, 28 раненых и, что особо позорно, один без вести пропавший.
— Какие потери, Иван Михайлович? — поинтересовался Граббе у Лабынцова, когда сводный отряд соединился с основными силами.
— Всего десять убитых, 47 раненых! — не моргнув глазом, доложил полковник, имея в виду общие потери отряда[4].
— Наша задача выполнена! Можем возвращаться. Выступим скрытно ночью и пойдем прежним порядком — тремя колоннами. Ташев-ходжи дважды потерпел поражение. Горцев приструнили.
Чеченцы почему-то так не думали. Словно пчелиный рой, разгневанный потерей своего улья, они набросились на отступающие колонны. Прекрасно зная местность, вырастали у каждого куста, из-за каждого дерева, выпрыгивали из каждой балочки. Классическая тактика всех племен Кавказа — нападать на арьергарды и жалить, жалить, жалить… Роты несли потери. То и дело они были вынуждены действовать штыками.
Особенно досталось куринскому батальону, больше часа отбивавшему нападение, когда из-за узости ущелья, ведущему к аулу Ярыксу-Аух, Чеченскому отряду пришлось перестроить походный порядок и сбиться в одну колонну. Куринцы дождались, когда пройдут основные силы, и развернулись в цепи.
— Чечен нынче не тот! — напутствовали остающихся куринцев проходившие мимо солдаты. — Озверел. Десять лет назад поскромнее был… Вы уж тут держитесь, братцы!
Как в воду глядели — в мутную Яман-су. Тут же насели на «братцев» преследователи, да так, что покраснела река в один миг.
Вася бился в первых рядах. Стоял под палящим солнцем, не успевая стряхнуть пот со лба. Расстрелял все патроны. Смертельным залпом жеребьем отбросил группу приблизившихся горцев. Примкнул свой страшный штык и колол насмерть бросавшихся на него с кинжалами обозленных чеченцев. Также действовали и стоявшие рядом карабинеры капитана Рыкова. Пощады никому не давали и с места не сдвинулись.
Натиск усилился.
— У тебя кровь течет по ноге, — показал на колено прибежавший Дорохов.
— Ерунда! Вскользь зацепило!
— Нужно рану размыть.
Промыли. Пуля оставила желобок на коленной чашечке. Пару волосков в сторону — и остался бы Вася без колена, а то и без ноги.
— Двигай в резерв! — предложил Руфин, заканчивая бинтовать Васе ногу.
Милов отмахнулся. Ковылял вместе со всеми, опираясь на штуцер.
— Вот скажи мне, Руфин Иванович, как так выходит? В чем смысл похода? Пожгли мы сакли. И что? Толку от того? Велика печаль чечену — плетеную мазанку потерять! Двух недель не пройдет, горцы свои аулы восстановят.
— А продовольствоваться чем будут?
— С ножа! Снова набеги начнутся.
— Ты считаешь, что поход закончился неудачей? Хмм… Может, ты и прав! Голову-то не срубили. Ушел Ташев-ходжи!
— Вот и я про то!
Граббе так не думал. Когда отряд вернулся во Внезапную, издал приказ, в котором поздравил войска со счастливым завершением похода. Приказал готовиться к новому. К куда более трудному и опасному. На Шамиля!
Коста. Лондон, Букингемский дворец и другие достопримечательности, начало мая по н. ст. 1839 года.
Наследник престола, Его высочество великий князь Александр Николаевич прибыл в Лондон на голландском пароходе «Цербер» 3 мая 1839 года в сопровождении своего секретаря и воспитателя, полковника Семена Алексеевича Юрьевича, друга детства, молодого графа Алексея Толстого и огромной стопки чемоданов[5]. Его ждал кремовый особняк в георгианском стиле на Белгрейв-сквер напротив чудесного сада. Место считалось самым аристократичным. Соседями Цесаревича на время станут три герцога, тринадцать пэров и горсточка баронов с членами Парламента.
Мы представились.
Молодой Цесаревич, высоченный, весь в отца, держался любезно и не расстреливал взглядом, как его венценосный папаша. Ему был 21 год. Лицо еще хранило юношескую восторженность, любопытство в хорошем смысле и жизнелюбие. Из него со временем не мог не получится завзятый сердцеед. Обаятельный, красивый и статный мужчина. Тонкие, едва пробившиеся усики его не портили. Мундир выгодно подчеркивал стройность фигуры.
Меня отвел в сторону Юрьевич.
Познакомились. Фактически я поступал в его распоряжение.
— Вам следует переехать к нам в особняк, — тут же распорядился он. — Места всем хватит.
— Я тоже хотел это предложить. Все-таки охранять — значит, находиться постоянно рядом с охраняемой персоной.
— Не перебарщивайте. Цесаревич не любит стеснений. Впрочем, он настроен крайне серьезно, расценивая свой визит как политический. Он, уверен, выполнит предначертанную Государем инструкцию и не станет отклоняться от намеченной программы.
— Она весьма насыщена!
— Справимся, — легкомысленно ответил сорокалетний полковник, щуря подслеповатые глаза.