Безжалостная Империя

Кент Рина

– Как у тебя дела с Люсьеном?

– Хорошо, – говорит она бесстрастным тоном.

– Мам, ты хотя бы пытаешься?

– Конечно, я пытаюсь. Люсьен не такой неудачник, как другие. Мы много разговариваем, и мой мозг его не пугает.

– Это здорово, правда?

– Угу. Он хочет отвезти меня во Францию.

– Почему бы тебе не поехать? Это будет так романтично.

– О чём я только что говорила? Романтики не существует в реальной жизни, Куколка. В любом случае, я подумаю об этом. – Она поворачивается ко мне лицом. – А теперь расскажи

мне о себе.

– О-обо мне?

Она лукаво улыбается.

– Не думай, что я не заметила, как твои черты посветлели в последнее время.

– О-они этого не сделали!

Мои щеки так горят, что вот-вот взорвутся.

– О да, они это сделали. – Она прищуривает глаза. – Это даже не сын Джонатана, не так ли? Моя дочь - убийца мужчин.

– Мама!

– Что? Ты с двумя мужчинами одновременно, и ты можешь выбрать, какой из них лучше. Пока ты в конечном итоге выходишь замуж за Эйдена, все хорошо.

Я сглатываю при этих словах. Мало того, что Эйден настолько увлечён Эльзой, что физически не может видеть никого, кроме неё, но и я бы ни за что не вышла за него замуж.

Единственная причина, по которой я всё ещё поддерживаю помолвку, - это камуфляж и кампания папы.

– Не позволяй этому поглотить тебя. – Мама убирает волосы с моего лба. – Ты единственная, кто будет страдать.

Я оставляю чашку на столе, обнимаю её за талию и прячу лицо у неё на груди.

– Что, если уже слишком поздно, мам?

– Ох, Куколка. – Она ставит кружку на стол и обнимает меня. – Почему ты должна была повторять мои ошибки?

Я не повторяю её ошибок.

Я делаю еще один шаг вперёд.

Я делаю всё намного хуже.

Мама засыпает на диване, выпив два бокала вина. Я накрываю её одеялом и забираю папин план кампании у неё из пальцев.

Это то же самое, что он представил сегодня на вечеринке — то, что она резко критиковала. Она сказала, что это может быть лучше.

Я целую её в висок, а затем мою посуду, прежде чем удалиться в свою комнату в маминой квартире.

Она украсила все, чтобы сделать его похожим на ту, что у меня дома.

Только здесь нет балкона, с которого «кто-то» может проникнуть внутрь.

Достав одну из своих больших футболок, я надеваю её и отправляюсь в постель. В прошлом я обычно носила трусики, но с тех пор, как Коул стал постоянной частью моих ночей, у меня появилась привычка ничего не носить под футболками.

Это... освобождает.

Я достаю свой телефон и просматриваю Instagram. Элита проиграли сегодня, потому что Ксандер и Эйден были слишком отвлечены.

Ронан опубликовал селфи с тремя другими всадниками несколько часов назад — прямо перед началом игры. Коул стоит сзади, а Ксандер обнимает его и Эйдена за плечи.

Он не улыбается и не хмурится.

Это его лицо по умолчанию. Я приближаю его, и моё сердце начинает так же трепетать, как и всякий раз, когда я смотрю на него.

Мои пальцы тянутся к ожерелью, и я на секунду закрываю глаза, представляя, как он проходит через несуществующий балкон и прыгает на меня на кровать.

Это нормально, что я скучаю по нему, когда только что увидела его сегодня утром? Мой телефон звонит, и я вздрагиваю, мои глаза распахиваются.

Если бы моё сердце могло выплеснуться на землю, оно бы выплеснулось прямо сейчас.

Сообщение от Коула. Как будто он телепат и точно знает, когда я думаю о нем.

Коул: Я в твоей комнате. А ты - нет.

Моё дыхание прерывается, когда я печатаю.

Сильвер: Что ты делаешь в моей комнате?

Коул: То, что я делаю каждую ночь, Бабочка. Получаю свою дозу тебя.

Невольная улыбка скользит по моим губам.

Сильвер: Но меня там нет.

Коул: Твои простыни тут. Твой запах тут. Даже твой ящик с нижним бельём.

Сильвер: Не смей туда заглядывать!

Коул: Уже сделал. Ты действительно думаешь, что есть что-то твоё, что я еще не просмотрел?

Сильвер: Ты такой извращенец.

Коул: Признайся, ты возбуждаешься, думая обо мне, лежащем голым в твоей постели, когда я дрочу на тебя.

Я не была возбуждена, но теперь - да.

Я не могу выкинуть из головы образ Коула, трогающего себя на моей кровати. Мои соски напрягаются под футболкой, и я поправляю её, только чтобы они болели сильнее.

И все же я печатаю ложь.

Сильвер: Это не так.

Коул: Почему я тебе не верю?

Сильвер: Мне всё равно, во что ты веришь.

Я печатаю дрожащими пальцами, в то время как другая моя рука исчезает у меня между ног, и я позволяю своей голове откинуться на подушку.

Мои пальцы обхватывают клитор, и я заглушаю свой стон зубами, когда просовываю в себя два пальца, притворяясь, что это он снова пробирается в мою комнату.

Коул: Знаешь, что я думаю, Бабочка? Я думаю, ты мокрая и тебе до боли хочется прикоснуться к себе. То есть, если ты ещё этого не сделала. Ты представишь, что это я, как ты делала это в душе. Ты будешь думать о своих пальцах как о моем члене и будешь толкаться сильно и глубоко, желая, чтобы это был я.