Безжалостность твоей любви

angel.anastasia

Но лучше бы я не смотрела на это. Никогда-никогда не смотрела. Потому что следующие секунды... Они ужасны. Так молниеносны и безжалостны, что от этого внутри моего сердца всё стало разрываться по швам. Глотки воздуха стали ещё более резче и хладнокровней, а кровь в висках застучала с большей напряжённостью и отчаяньем.

Найл с силой ударил Пейна по голове. Парень упал на локти, но это не дало ему избежать очередной хватки голубоглазого блондина. Тот схватил Пейна за горло и давая мимолётный знак Даниэлю стал усиленно удерживать моего бывшего друга за поверхность

шеи. Пейн задыхался в ужасе. Его тело было избитым, обессиленным. Выбраться из этого положения уже было невозможно. Нереально. И это было не просто отчаяньем. А болезненной восприимчивостью ужасающей правды. От которой не скрыться и не спастись, которую можно только увидеть и ощутить на всех частях своего скованного ужасом тела.

Даниэль не стал долго ждать. В тёмном помещении блеснуло металлическое лезвие ножа и светлоглазый парень быстрым движением рук приложил данный нож к обездвиженному горлу Пейна. Пару секунд и это лезвие стало впитываться в кожу напористее. Пару мгновений и по прожилкам шеи стала течь алая кровь.

– Нет! – я закричала. Рванула вперёд, пытаясь помочь. – Нет! Прекратите! Пожалуйста... Нет!!!

Я наплевала на порванную ткань платья на своём теле. Я наплевала на боль и обиду, сохранившуюся внутри своего сознания. Я наплевала на всё.

Только попыталась помочь. Попыталась сделать хоть что-то и остановить этот дикий ужас, который стал разрывать все части изнутри. Это так страшно. Это так больно видеть. И я была не в силах что-либо исправить, предотвратить хоть как-то.

Ведь Зейн схватил мои руки достаточно быстро, чтобы остановить мои шаги. Ведь его хватка на моих ладонях оказалось достаточно сильной, чтобы утихомирить мои прерывистые движения и моё столь яростное рвение помочь ни в чём невиновному в данной ситуации человеку. Это же не наказание Пейна. Это моё. Моё страдание за все свои грехи перед Зейном. Только моё.

– Пожалуйста! – мои вопли оглушили всю комнату. Я кричала так громко, я пыталась хоть как-то это остановить. Ведь кровь... Она всё-также мерцала в этом тёмном цвете комнаты, она всё-также ужасным отображением виднелась в моих напуганных данной жестокостью глазах. – Хватит! Остановитесь! Я умоляю! Прошу! Хватит!

– Хочешь, чтобы Даниэль остановился? – голос Зейн медленным хрипом донёсся до моего сознания. И я, замерев от неожиданности, постаралась успокоиться, надеясь хоть как-то сохранять все частицы потерянного ранее самообладания. – Тогда сделай всё, что я скажу тебе, дорогая.

И я медленно сжала губы от ужасно-плохого предчувствия своей души. Я замерла с болью в сердце и со страхом в глазах, которые всё-также продолжали наблюдать раненное тело моего бывшего друга.

Лиаму больно. Его губы дрожат, но он всё молчаливо терпит, понимая весь кошмар нашего с ним положения. А ведь Даниэль и Найл могут не остановиться. Ведь они могут продолжить. Они могут убить. Убить Лиама уже за пару секунд, без капли сомнения или жалости.

– Что ты хочешь? – мой голос дрожит, в глазах стали просачиваться слёзы.

А Зейн ухмыльнулся. Ехидно, насмешливо, достаточно злобно и устрашающе. От этого

человека никогда не стоит ожидать чего-либо хорошего. Только плохое. Только мерзкое. То, что уничтожает все хорошие качества в человеке.

– Сядь на колени, – его голос.

А затем мгновенный порыв моего ужаса. Тот момент, когда страх едким пламенем разъедает душевные внутренности.

Сначала я не хотела верить в смысл только что услышанных мною слов. В глазах мелькнуло непонимание и я лишь с удивлением оглянулась по сторонам. Что-то пронзило мои испуганные чувства и это «что-то» оказалось значительной причиной моего ещё большего отчаянья в таком положении. Я прикрыла глаза. На пару мгновений. На пару резких вздохов, чтобы позволить своему дыханию не прекращаться.

Ведь мне было слишком страшно. Уже не было никаких границ всему происходившему кошмару. Уже, Стефани, всё стало окончательным ужасом для твоей жизни.

– Зейн, – я с мольбой посмотрела в его карие глаза. Слегка напряглась всем телом и подошла ближе, надеясь заставить его испытать хоть какую-то жалость и чуткость ко мне. Хоть что-нибудь похожее на человечность. – Пожалуйста, остановись... Хватит. Я... мне правда жаль... Я сожалею, слышишь? Обо всём сожалею!!! Но, пожалуйста, прекрати... Остановись!

Он лишь ухмыльнулся уголками своих ехидных губ. Его руки медленным рывком оторвались от моих ладоней и сквозь всю пугающую темноту помещения я заметила опасный блеск этих карих глаз.

Было глупо надеться на сожаление. Пытаться вызвать понимание в этом человеке. Ведь это было действительно бессмысленно — пытаться изменить то, что уже предначертано мне судьбой.

– Либо ты это делаешь, либо я собственными руками прикончу твоего друга, Стефани, – голос Малика безжалостным хлыстом бил по ушам. И я, задрожав всем телом, не смогла удержать горьких слёз от осознания ужасной неизбежности. – Тебе выбирать.

Выбор. Этот ублюдок предоставил мне выбор.

Выбор чего? Либо жизнь Лиама, либо моё окончательное унижение в этом месте. Глупое предложение для меня, правда?

Я же всё-равно выберу жизнь своего друга. Всегда. При любых иных обстоятельств в подобной ситуации.

Но в моём сердце всё также продолжал гудеть страх непоколебимой волной. И я всё также пыталась справиться с внутренними ощущениями отвращения, от которого с болью сжимались виски.

Я пыталась. Но сил уже просто-напросто не было.

– Найл... – я вдруг обернулась, мимолётно взглянув на блондина. Нашим голубым глазам удалось встретиться сквозь ужас всего пространства, и это дало мне самую последнюю надежду в моей жизни. – Пожалуйста, Найл, хотя бы ты...

«Хотя бы ты помоги мне»

Я молила его. Также как и Зейна, которому явно уже было наплевать на все внутренности моих чувств. И я отдала всю свою надежду на Хорана. На этого милого парня, который когда-то был именно тем, кто смог оказывать мне поддержку и понимание. Кто был единственным, обладающим способностью мне помочь и не отворачиваться от меня так, будто бы я не была человеком, а лишь каким-то жалким подобием существа.