Беззвучная нота
Шрифт:
— Если ты знаешь, кто я, то ты знаешь, что я не сдамся, пока не услышу ответ. Зачем ты это сделал?
Славно пристально смотрит на нас обоих.
Зейн сжимает кулак.
— Тебе тоже нужно, чтобы я сломал тебе руки? Ответь ей.
— Это была работа, — плюется Славно. — Это не было чем-то личным.
— Кто заказал убийство? — настаиваю я.
Он отводит взгляд, отказываясь говорить.
Я проверяю часы.
Меня охватывает паника.
Этот ублюдок не собирается разговаривать, а время уходит.
Зейн,
Зверь откидывается в кресле-каталке. Его голос немного дрожит, когда он добавляет:
— Это непрофессионально с моей стороны — разоблачать своих клиентов.
Запугивание не сработает. Это ясно.
Кто бы это ни заказал, Славно боится их больше, чем нас.
Я глубоко вдыхаю и меняю тактику.
— Непрофессионально? Ты тратишь остаток своей жизни здесь на то, что тебе приказали сделать. — Мой тон уговаривающий. — Они свободны, гуляют, живут своей жизнью. А ты застрял здесь. Ты больше никогда не увидишь дневного света. — Я обхожу стол. Зейн наблюдает за мной, как ястреб, явно недовольный тем, что я приближаюсь к Славно, но я настаиваю. — Я хочу знать, кто заказал убийство. Как ты сказал, Слоан была моим другом. Это личное. Я не успокоюсь, пока не узнаю.
Его глаза поднимаются к моим, сверкая тьмой.
— Ты не будешь иметь покоя, если узнаешь и то, и другое.
В голове у меня звенят тревожные колокольчики.
— Что это должно значить?
Славно снова отводит взгляд. Мне хочется бить его по лицу, пока все ответы не выйдут наружу. Мне хочется разбить его череп о бетон и перебирать кровь и мозговую жидкость, пока не доберусь до ответов.
Может быть, пребывание в тюремной камере с психопатом превратило меня в психопатку.
Или, может быть, я была монстром в процессе становления, и вот до чего я дошла.
В любом случае, что-то мне подсказывает, что другого такого шанса у меня не будет. Если я не смогу заставить Славно заговорить, все ответы, которые я ищу, будут потеряны навсегда.
Как мне заставить этого ублюдка предать свое начальство?
Зейн вмешивается:
— Чего ты хочешь? — Мы со Славно смотрим на него. — Единственная причина, по которой ты все еще говоришь, это то, что ты хочешь что-то в обмен на информацию. Перестань тратить время и расскажи нам.
Мышца в его челюсти дергается. Признак нервозности.
— Ты ведь знаешь, что если ты сюда придешь, то мы оба мертвы, да?
— Если мы все равно умрем, это значит, что нет нужды защищать того, кто загнал нас в эту воронку.
Славно потирает подбородок.
Кто-то стучит в дверь, издавая металлический лязг.
— Время вышло.
Взгляд Славно перескакивает с нас на дверь.
— Сейчас или никогда, — требует Зейн.
— Дом престарелых «Саншайн Чапел».
— Что?
Я хмурюсь. Он что, издевается
Славно подползает к своему инвалидному креслу и сует записку в руку Зейна.
— Отведи ее туда, и я отдам тебе все, что у меня есть, — загадочно говорит он.
— Кого? — резко спрашиваю я.
Он хмурится.
— Мою бабушку.
Обе брови ползут вверх.
Зейн кладет бумагу в карман и кивает. Он серьезно думает довериться Славно в этом?
Дверь скрипит, в дверном проеме появляется надзиратель. Выражение его лица грозное, он лает на Зейна.
— Надзиратель у меня на хвосте. Тебе нужно убираться отсюда. Сейчас же.
— Мы уходим, — бормочет Зейн.
— Спасибо, — говорю я ему.
— Не благодари меня. Тебя здесь никогда не было.
Надзиратель вбегает в комнату, хватает Славно за ручки инвалидной коляски и выталкивает его.
Славно поворачивает шею, чтобы посмотреть на нас.
— У тебя есть сорок восемь часов.
Взгляд Зейна скользит по убийце.
— Неделя.
— У меня нет недели.
— Я могу обеспечить тебе защиту, — утверждает Зейн.
Славно бросает на него взгляд.
— Вот почему у тебя есть сорок восемь часов.
ГЛАВА 10
Зейн
Когда я представлял себе наш медовый месяц с Грейс, думал, что будут свечи. Розы, может быть. Страстная песня, играющая, чтобы поднять настроение.
Я знал, что она будет сидеть на краю кровати, напряженная, как доска, и пытаться убедить себя, что ей это не понравится, хотя мы оба знаем, что понравится.
Я бы не раздевался и сел рядом с ней.
Она бы тянулась к моей рубашке, настаивая, чтобы мы «перешли к делу».
Я бы поддразнивал ее, говоря, что она хочет увидеть мой пресс, а она закатывала глаза, все отрицая, — хотя каждый раз, когда мы целуемся, лезла мне под рубашку.
Я бы начал с поцелуя в шею.
Она пыталась подтолкнуть меня и поцеловать в губы, потому что она могла быть раздражающей, даже если была самой сексуальной женщиной, которую я когда-либо видел.
Я бы закрепил ее запястья над головой и продолжал касается шеи.
Я бы поцеловал ее в ухо. В челюсть.
Забирался на нее сверху, терся своим телом о ее, не снимая одежды, но без искусственного дыхания «рот в рот».
Просто позволяя напряжению нарастать. Позволяя ее мягкому телу почувствовать мою твердость.
Я бы не спеша терся о нее, касаясь ртом всего, кроме ее губ.
Затем я бы снимал с нее одежду, одну за другой, и целовал каждый дюйм восхитительной кожи, предложенной мне. Я бы раздвигал ее ноги и целовал внутреннюю часть бедра, продвигаясь все дальше и дальше, пока она не издавала тот звук, который она издавала в классе во время танцев. Тот, который заставлял меня стонать, заставлял мой язык двигаться быстрее.