Библиотека душ
Шрифт:
— Назад к окну, так быстро как можешь! — прошипела Эмма, и мы выбрались из своего укрытия.
Я попытался бежать, но поскользнулся на луже. Я схватился за то, что оказалось под рукой, это оказалась ткань, закрывающая тот громоздкий объект, за которым мы прятались. Покрывало сорвалось вниз с оглушительным «вжжиих!», открыв еще одну витрину, и я приземлился на пол в кучу смятой ткани.
Когда я поднял глаза, первое, что я увидел, была девочка. Не Эмма, которая стояла надо мной, а за ней, внутри витрины, за стеклом. У нее было прекрасное ангельское личико, платье с оборками
Я был в шоке. Эмма обернулась, чтобы посмотреть, от чего я в шоке, и была шокирована сама.
Она рывком поставила меня на ноги, и мы побежали.
Я позабыл про мужика, гнавшегося за нами, про медведя, про Сибирь. Я просто хотел убраться из этой комнаты, подальше от чучела девочки, и как можно дальше от любой перспективы закончить как она: мертвыми и заточенными внутри стеклянной витрины. Теперь я знал все, что нужно было знать об этом Бентаме: он был кем-то вроде безумного коллекционера, и я был уверен, что если бы мы заглянули под другие покрывала, то обнаружили бы подобные девочке образцы.
Мы залетели за угол и с ужасом увидели прямо перед собой десятифутовую гору меха и когтей. Мы заорали, пытаясь затормозить, но было уже слишком поздно, и мы повалились в кучу прямо у медвежьих лап. Тогда мы съежились, ожидая неминуемой смерти. Волна горячего, зловонного дыхания прокатилась по нам. Что-то мокрое и шершавое коснулось сбоку моего лица.
Меня лизал медведь. Меня лизал медведь, а кто-то рядом смеялся.
— Успокойтесь, он не укусит! — сказал этот кто-то, и я приоткрыл лицо и увидел длинный мохнатый нос и большие коричневые глаза, которые смотрели на меня сверху вниз.
Медведь заговорил? А медведи разговаривают о себе в третьем лице?
— Его зовут Пи-Ти, — продолжал кто-то, — и он мой телохранитель. Он довольно дружелюбный, при условии, конечно, что вы на моей стороне. Пи-Ти, сидеть!
Пи-Ти уселся и начал лизать свою лапу вместо моего лица. Я рывком перекатился на спину, вытер слюни со щеки и наконец-то увидел владельца голоса. Это был пожилой джентльмен, на его губах играла тонкая полуулыбка, которая дополняла его сногсшибательный наряд: шляпу-цилиндр, трость, перчатки и высокий белый воротничок, выступающий над темным пиджаком.
Он слегка поклонился и коснулся края шляпы:
— Майрон Бентам, к вашим услугам.
— Медленно отступаем, — прошептала Эмма мне на ухо, и мы вместе с ней поднялись и бочком-бочком отодвинулись туда, где медведь не мог дотянуться до нас.
— Нам не нужны неприятности, мистер. Просто отпустите нас, и никто не пострадает.
Бентам раскинул руки и улыбнулся:
— Вы вольны уйти, когда пожелаете. Но это стало бы таким разочарованием. Вы ведь только что прибыли,
— Да? — заявил я. — Может быть, для начала объясните, что это за девочка, там, в витрине!
— И про комнату Сибири! — добавила Эмма.
— Вы расстроены, вы замерзли и вы вымокли. Не лучше ли будет обсудить все это за чашечкой горячего чая?
Да, но я не собирался произносить это вслух.
— Мы никуда с вами не пойдем, пока не узнаем, что здесь происходит, — заявила Эмма.
— Очень хорошо, — ответил Бентам, не теряя ни капли своего благодушия. — Там, в комнате Сибири вы застали врасплох моего ассистента, а сама комната, как вы уже, наверное, догадались, ведет во временную петлю в Сибири.
— Но это невозможно, — возразила Эмма. — Сибирь находится за тысячу миль отсюда.
— Три тысячи четыреста восемьдесят девять, — уточнил он. — Но сделать возможными межпетлевые путешествия — это труд всей моей жизни.
Он повернулся ко мне:
— Что же касается витрины, которую вы открыли, то это — Софрония Уинстэд. Она была первым странным ребенком, рожденным в королевской семье Англии. Увлекательную жизнь прожила она, хотя и несколько трагичную под конец. У меня имеются всякого рода примечательные странные, здесь, в моем страннариуме: известные и неизвестные, знаменитые и бесславные, любого из них или всех сразу я буду счастлив показать вам. Мне нечего скрывать.
— Он психопат, — пробормотал я Эмме. — Он просто хочет набить из нас чучела и добавить к своей коллекции.
Бентам рассмеялся. (Он, очевидно, обладал очень острым слухом).
— Это всего лишь восковые модели, мой мальчик. Я коллекционирую и сохраняю памятники истории, да, но не людей. Ты и в самом деле полагаешь, что я так долго ждал встречи с тобой, только для того, чтобы извлечь твои внутренности и запереть тебя в шкаф?
— Слыхал я и о более странных хобби, — отозвался я, подумав о Енохе и его армии гомункулов. — Чего же вы от нас хотите?
— Все в свое время, — ответил он. — Давайте сначала обсушим и согреем вас. Потом чай. Потом…
— Не хочу показаться грубой, — перебила его Эмма, — но мы уже провели здесь слишком много времени. Наши друзья…
— В полном порядке, на данный момент, — откликнулся Бентам. — Я занимался этим вопросом, и полночь для них еще не так близка, как вы себе представляете.
— Откуда вы знаете? — торопливо спросила Эмма. — Что значит «не так близка»…
— Что значит «занимались этим вопросом»? — спросил я одновременно с ней.
— Все в свое время, — повторил Бентам. — Знаю, это трудно, но вы должны проявить терпение. Столько всего не расскажешь за один раз, и в таком плачевном состоянии, — он вытянул к нам руки. — Посмотрите. Вы дрожите.
— Ладно, — сказал я. — Давайте чай.
— Отлично! — воскликнул Бентам. Он дважды стукнул тростью по полу. — Пи-Ти, идем!
Медведь заворчал, как будто соглашаясь, встал на задние лапы и пошел вразвалку, словно коротконогий толстяк, туда, где стоял Бентам. Подойдя к нему, животное нагнулось, подняло его в воздух и понесло как ребенка: одна лапа поддерживала его спину, а другая — ноги.