Библиотека
Шрифт:
– А дети?
– поворачивается к нему Сияющий. Диалог со стариком забавляет его, губы еле сдерживают улыбку, - Твои дети? Их тоже следовало утопить?
– Ну, их-то зачем?
– тушуется старик, - Пусть они бы и жили.
– Не твои ли сыновья первыми ворчали, что потакают твоим чудачествам, помогая строить ковчег вдали от воды? А? Ты, только ты безоговорочно поверил словам всевышнего о потопе. Остальные лишь смеялись. Им никто не запрещал строить тоже. Не стали и получили своё. Не сомневайся - ты больше других достоин жить.
Старик бурчит что-то невнятное.
– Не тебе роптать!
– повышает голос небесный
– Не всё равно, будут помнить или забудут? Никто и не задумается, что мне тогда пришлось пережить. Как только вода начала всё заливать, топить, люди опомнились, прибежали к ковчегу. Их голоса до сих пор не дают мне спать. Они стучат, стучат в переборку, кричат, умоляют впустить. Но всех не забрать. Понимаешь, не забрать! А среди них соседи, с которыми жил бок о бок десятилетиями, друзья, родственники дальние. Теперь я понимаю, почему ОН приказал мне сделать ковчег с запором изнутри, - глаза старика наполняются слезами, - Их там топит, а я ничем им помочь не могу. Не могу!
Светящийся с любопытством разглядывает старика, готового разрыдаться.
– А дети? Жена, снохи как?
– спрашивает он, - Их тоже беспокоят воспоминания? Видел их тут, ничего себе, весёлые. Их, похоже, призраки прошлого не тревожат.
– Я заткнул им уши паклей. Они не слышали всего того, что довелось мне. Веришь, те, что снаружи ещё день и ночь цеплялись за ковчег, пока не обессилели и тоже не утонули. Никто не спасся. Я видел крохотный плот, на котором лежали тела матери и ребёнка. Будь они живы, я бы бросил им верёвку, вытянул их. От двух лишних душ ковчег бы не перевернулся. И совесть моя осталась бы, чиста. Хоть двоих бы я спас. Но они уже были мертвы. Та женщина и ребёнок тоже по сей день стоят у меня перед глазами. Скажи, как жить с этим?
– Понимаю тебя, - успокаивая, положил руку на плечо старику собеседник, - Я тоже видел это.
– Что ты видел со своей высоты? Что ты слышал? А для меня это было рядом. И всё это осталось у меня здесь, здесь, - старик ударил себя ладонью по голове, - и никак не желает выходить. Я уже не могу жить с этим.
– У меня есть чем помочь тебе, - сияющий сунул руку под складки своего одеяния и достал оттуда зелёную палочку с корешком, - Возьми. Это виноградная лоза. Посади её, и как появятся ягоды, выжми их и дай соку слегка перебродить. Пей его, и голоса в голове перестанут беспокоить тебя. Отдаю с условием.
– Каким?
– старик принял от него саженец.
– Если будут спрашивать, откуда лоза, не говори, что я дал тебе.
– А кто будет спрашивать?
– Неважно, главное - не говори.
– Почему?
– не понимает старик.
– Те падшие ангелы тоже искренне желали людям добра. Ремесла, науки, врачевание, разве не полезно людям? И где сейчас ангелы?
Старик кивает головой. Он знает, как наказали тех, которых вмиг нарекли падшими.
– Там, - светящийся указал пальцем в небо, - меня не поймут. Да и здесь, на земле, тоже.
Он встал с песка и, не оглядываясь, пошёл прочь. Как раз солнце утонуло в море, и разом наступила темнота.
ИГРА В ЧАТУРАНГУ
Пышный дворец, с большой террасой и каменными перилами в пояс. Он стоит на высокой горе и, кажется, что покоится прямо на облаках. Пока весь мир томится от полуденного зноя, здесь на лёгком ветру и в тени куполов хорошо, прохладно и спокойно. Никто не беспокоит, царедворцы на послеобеденном отдыхе. Крупный, седой мужчина в белом одеянии и с золотым венцом всевластия на голове стоит, положив руки на перила. Далеко внизу, в долине, копошатся крохотные человечки. Кто-то ковыряется на возделанных полях, кто-то загоняет зверя или ловит рыбу. Над домиками курятся дымки. Это женщины готовят пищу. Жизнь течёт. А там что? Люди таскают камни для строительства храма. Это тоже хорошо. Вера в бога организует, наполняет жизнь смыслом. Пусть строят.
Владыка отходит от края террасы, идёт к небольшому столику, богато инкрустированному драгоценными камнями. На столике ваза с фруктами, доска, расчерченная на черно-белые квадратики. На ней и рядом деревянные разноцветные фигурки. Четыре цвета - четыре игрушечных войска. В каждом свой командир - раджа, колесницы - ратха, конница - ашва, боевые слоны - хасти и пешие воины - падати. Каждый - творение рук мастера. Красные фигурки вырезаны из малавского падуса, зелёные из бакаута. Именно его древесина отливает зелёным цветом. Ради войска жёлтого раджи пришлось посылать в Бразилию. Именно там растёт гуатамбу - жёлтое дерево. И конечно же чёрные фигурки изготовлены из твёрдого эбенова дерева. Искусная работа. Хотя, нет. Владыка трогает чёрного падати - пешего воина. Вот здесь, у мастера дрогнула рука - на голове у фигурки след от резца, словно шрам.
– Чатуранга?
– слышится за спиной.
Правитель оборачивается. Он не слышал, как на террасе появился молодой человек в сияющих одеждах. Ему позволяется нарушать покой повелителя. Сын, чертами схожий с владыкой, только безбородый. Молодой человек обходит столик, становится перед отцом.
– Забавная игра, - касается он одной из фигурок чатуранги, - позволяет на какое-то время ощутить себя властителем судеб, владыкой деревянного войска.
Губы его трогает насмешливая улыбка. Отец совсем не по-царски чуть склоняет голову набок, глядит испытующе:
– Хочешь покомандовать живыми людьми?
Сына это нисколько не смущает:
– По крайней мере, в этом больше смысла, чем просто передвигать деревяшки.
Взгляд юноши дерзок. Умница, талант, считает, что достоин большего. Молодые всегда максималисты. Им надо всё и сразу. Запретами от ошибок их не уберечь. Как объяснить, что мудрость приходит не с годами, а с потерями.
– Если тебе не дороги те, кем управляешь, они тоже будут для тебя вроде деревяшек, - изрекает отец.
Сын словно не слышит: