Библиотека
Шрифт:
Кому-то это и смешно, но не тем, кто по долгу службы обязан выслушивать бредовые заявления типа: сосед на балконе строит вертолёт. Нет у чиновника защиты от дурака. А ведь чего проще, весной и по осени, в период обострений, организовать прямо в отделе дежурство психиатра. Участвуют же они в работе призывных комиссий, могут и посидеть на приёме жалоб. Но, господь с ними, с больными. Их, в конце концов, по-человечески жалко. Вот уж кто донимает до печёнок, так это кляузники и сутяги. Боже мой, как замечательно работать на производстве и не видеть их. Кляузники - это особая людская порода. До настоящего дела им нет. Пусть льёт, воняет и мёрзнет,
Святые небеса, по истечении второго месяца, моя маета здесь закончилась. А то я уже стал замечать в себе мизантропа. О том, что миссия моя завершилась, Пал Палыч известил лично. Я сидел у него в кабинете, пока тот читал мой второй отчёт.
– Можно поздравить?
– услышав об этом, справился я, - Скоро в кресло градоначальника?
Пал Палыч кивнул, продолжая читать. Наконец, отложив бумаги, он резюмировал:
– Неплохо. Не думал, что из этого что-то путное выйдет. Самому-то понравилось в необычном амплуа?
Теперь уже киваю я.
– Нет желания поработать ещё?
– интересуется Пал Палыч.
– Опять в отделе по жалобам?
– кривлюсь я.
– Эта тема закрыта. Теперь мне нужны глаза с ушами в другой структуре.
Кривлюсь:
– Как только станете городским Папой, отбою от стукачей и так не будет.
– Стукачи преследуют лишь свою выгоду, - улыбается Пал Палыч, - А мне нужен трезвый взгляд, анализ. Короче, мне нужна твоя голова. Согласен?
В принципе ничего не имею против такой работы. Противозаконного в ней не вижу. Но кое-что всё-таки хочется для себя прояснить:
– Я вот не пойму, - говорю, - для чего существует отдел по работе с жалобами? Это настолько малоэффективный орган. Я словно два месяца провёл на поле с ветряными мельницами. Мы помогаем одному из десяти обратившихся к нам. Не продраться сквозь законы. Договора составлены так, что никто лично ни за что не отвечает. Управляющие компании - частные, им лишь квартплату собираясь. Ты им предписание, а они на него плевали с высокой колокольни. Ты виновного на административную комиссию, а там заседают те, у кого с потолка не течёт, канализация в подвале не хлещет и под окном мусор не разлетается, а среди хозяев коммунальных служб друзья друзей. Если мы реально не можем помочь людям, для чего этот отдел?
Пал Палыч помолчал, подумал, затем глянул исподлобья:
– Отвечать обязательно?
– Честность за честность. Вам же нужен преданный работник?
– О, как!
– Пал Палыч глядит на меня с удивлением.
Он опять молчит, взвешивая, стоит ли откровенничать? В принципе, этого особо не жду. Просто хочется верить не только в хитрого, но и мудрого начальника.
– Это обычное болото, - всё же говорит он, - В нём вязнет недовольство населения. Отдел замечательно справляется с этим.
– Зачем?
– не до конца понимаю.
– Из всех человеческих эмоций больше всего починяется математике недовольство. Оно охотнее всего множится. Один человек обиду сглотнёт, двое дальше скандала не пойдут, толпа, она уже на бунт способна. А вот тьма недовольных - это уже революция. Тогда всем мало не покажется. Кому это надо?
Не глупо для человека, нанимающего меня.
– Я ответил?
– спрашивает Пал Палыч.
– Да, и я теперь согласен на новую работу.
А
ШУТ
– Выбросите его за дверь!
Ну почему именно эти слова всегда воспринимаются буквально. Рядом со мной неумолимо возникает охранник, на помощь ему спешит доброхот из гостей. Кажется, это начальник ЖКХ. О, любимое ЖКХ! Ты всегда придёшь на помощь. Два бугая на одно тело утончённо-культурных пропорций. Меня подхватывают за шиворот и поясной ремень, отрывая ноги от земли. Успеваю лягнуть ЖКХшника. На охранника не покушаюсь. Он малый подневольный. Приказали выкинуть - исполняет. А вот чинуша сам разохотился подсобить. Никак не может простить, что я как-то назвал его главным по дерьму в регионе или главным дерьмом, уже не помню. А разве не так? Если коммуналка, то здесь, то там начинает тонуть в самом настоящем дерьме, а он у них главный.
Двери распахиваются моей башкой. Обидно, голова - единственный ценный в моём теле орган. Ещё и больно, но в этом приёме нахожу свои плюсы. Могли бы выносить вперёд ногами. А такое никуда не годится, примета плохая, живого человека и из дверей как покойника. Затем идёт картинное раскачивание на раз-два-три и полёт с высоты крыльца на дорожку. Хорошо бы попасть на газон, но дорожка к дому широка как проспект и выложена привезённым из Хохляндии гранитом. Так, что не дождёшься меня сыра-земля, принимай на себя чужеземный камень. Руки назад, чтобы не повредить. По первой я ещё выставлял их вперёд, разбивая локти с ладонями. Голову тоже, как можно дальше запрокинуть, тело расслабить. Была ведь задумка подговорить прислугу после приезда гостей класть под крыльцо парочку гимнастических матов. Но, нереализованная мысль, как прерванная беременность. Толку от неё никакой, одни лишь сожаления.
Бах! Как ни учись падать, всё равно больно. И подбородок не уберёг, стесал о негостеприимный гранит. Сверху по лестнице суетливый топот. Оглядываюсь. Это доброхот ЖКХашный спешит пнуть мне под зад. Ну, что ещё ожидать от человека, поставленного помогать людям? Только хорошего пинчины. А ещё говорят, что лежачего не бьют. Бьют, ещё как, особенно это принято у тех, кто толчётся возле кормушки.
Но не в этот раз. Успеваю повернуться и подсекаю ногу набегающего. Тот картинно, от всех души, грохается на спину. А вот из раскрытых дверей особняка хохота не последовало. Странно, обычно всегда смеются над конфузом другого. Соображаю, команды ржать над незадачливым коллегой не поступало. Обидно, моя последняя шутка не удалась.
Поднимаюсь, мой бывший недруг и гонитель, а теперь уже собрат по контакту с гранитной дорожкой, продолжает лежать. Не удивительно, с таким пузом как у него, без посторонней помощи не подняться. А я уж сам, привычный. На моём счету это уже седьмой вынос моего тела. Руки-ноги двигаются, значит целы. Рёбра ноют - не беда, не ими за ложку держаться, заживут. Подбородок саднит, тоже переживем, главное зубы целы. Хорошая стоматология нынче ценами догоняет наращивание сисек. А вот костюму за две штуки баксов конец. Слабовата французская ткань против хохляцкого граниту. Надо будет при случае попенять лягушатникам за их слабину перед Украиной. Спасибо вашему дому, пойдём к другому. Оглядываюсь на губернаторский особняк, откуда меня, только что вышибли. Он расцвечен огнями. Праздник там продолжается. Но он уже не для меня.