Библиотека
Шрифт:
– Что?
– срывается на крик он, - Да, как ты смеешь?
Он готов порвать меня. Благо, что его сто двадцать кг против моих шестидесяти пяти сулят ему безоговорочную победу. Лишь присутствие губернатора останавливает его от расправы. Чего-чего, а осторожности чинушам не занимать. Любимую игрушку губернатора руками трогать нельзя. Наблюдая за жизнью руководителей вблизи, я вывел очередной закон дарвинизма для их среды - с высотой кресла возрастает инстинкт самосохранения.
– Ты хочешь сказать, что мои орлы слепые?
– уже тише, но с плохо скрываемой угрозой спрашивает генерал.
Типа он батя для своих и защищает их до конца. Красиво,
– Не только я. Об этом все знают. Спросите любого, - от прежней моей дурашливости и следа уж нет. Я - шут, я - правда, я - глас тех, кто боится сказать, - Если к нам рекой льётся палёная водка с коньяком, а наша наидоблестнейшая милиция этого не замечает. Знать, слабы глазами. И очки им некому прописать.
А дальше - тишина, с каждой секундой повышающая наэлектризованность. Хихикнуть никто не рискует, генерал сопит, губернатор играет бровями. Он же первым нарушает молчание:
– Это камень в мой огород, я так понимаю?
Склоняюсь в реверансе перед ним:
– Дык, ради здоровья Вашего и подданных радею. Отравют ведь, паскуды лиходейные. Им же как людям президент презумпцию добросовестности выписал, а они всё по-старинке бадяжут.
Надо хорошо знать губернатора, потому лицо моё сейчас - лицо услужливого дурака. Шеф смеётся:
– Ну, да ладно, проехали. Никому мы звонить не будем. А кто из водителей первым вернётся, тому приз будет.
И вновь оживление в его окружении. Напряжение спало. И был вискарик, и пар с вениками, и анекдоты. О моей шутке никто не вспоминал, прошло и забыто. А вот милицейский генерал ничего не забыл и даже зуб на меня отрастил. Из-за этого зуба и были потом подброшенные наркотики, следствие и так далее. Памятью о том - четыре сломанных ребра, выбитые резцы и радость, что генерал сейчас на пенсии. Потому как печальнее нет чиновного пенсионера, глядя на которого так и хочется запеть: "Позабыт, позаброшен...". Губернатор тогда воспользовался моментом и убрал много чего знающего генерала. Убрал грамотно, чужими руками, оставив без накоплений и бизнеса.
Нынешний генерал прежнему вроде бы ничем не обязан, но лучше б приближающейся машине были не менты, то есть полицейские. Тьфу ты, никак не привыкну. К самим ментам-полицейским претензий не имею. Они чаще кастет на чужих пальцах.
Из-за света фар, не разглядеть, кто едет. На всякий случай захожу за будку охранника якобы по малой нужде. Бережёного бог бережёт. Моего героизма, останься я у шлагбаума всё равно оценить некому. Благородство, несомненно, возвышает душу, но частенько тело из-за него долго заживает и срастается. Печальный опыт тому имеется.
Яркий ксеноновый свет заливает КПП. Выше крыши сторожки взмывает шлагбаум. Оглядываюсь. Мимо меня шелестит шинами ярко-жёлтая Хонда-купе. Дорогая штучка. За рулём девочка-пипеточка. Смотрит она строго прямо. До укрывшегося за будкой ссыкуна ей нет никакого интереса. И дело тут не в высокомерии. Просто не приучили её обращать внимания на тех, кто на обочине.
Девочка уезжает, возвращая округе желтый свет уличного освещения. Я иду обратно на лавочку. Охранник, опустив шлагбаум, присаживается рядом,
– Дочка директора Дорожно-Строительного управления, - сообщает он, - Что-то рано сегодня. Обычно раньше двух ночи не возвращается. С парнем, что ли поругалась?
– Ссора с молодым человеком - ещё не повод возвращаться домой вовремя, - ставлю под сомнение его
– Какая игрушка?
– не понимает охранник.
Пожимаю плечами:
– Не знаю. Я не силён в молодёжной моде. Может, шубу енотовую хочется, колечко с сапфиром или новомодную электронику, гаджет какой-нибудь. Слово-то, какое противное - гаджет. Тьфу!
– При чём здесь раннее возвращение домой?
– продолжает недоумевать охранник.
– А при том, что игрушки покупают пай-мальчикам и пай-девочкам. Сам-то отпрыску своему тоже что-нибудь обещаешь за послушание.
– Но я не могу дать ему такую же машину как у этой свиристелки, - возмущается охранник, - У меня таких денег отродясь не было. Я даже украсть столько не смогу.
Нет, ну что за подход - не заработать, а украсть. В словах охранника вселенская обида на несправедливость бытия. Где вы, коммунисты 21 века? Большая часть России готова подпустить красного петуха новоявленным богатеям, а вы сытенько подрёмываете в депутатских креслах. Только я против революций с реками крови и групповыми изнасилованиями. Потому и не поддакиваю охраннику.
– Её папа тоже не ворует, - заявляю я.
– Да, ладно, не поверю, - кривится охранник.
– А ему и воровать не надо. Положил себе зарплату в миллион, и никто ему не указ. Спросить то за это некому.
– Что ж твой хозяин не спросит?
– укоряет меня охранник.
Не поверите, сколько раз мне приходилось держать ответ за губернатора. Для простых людей все, кто приближен к "Папе" - одна шайка-лейка.
– Рабочие ДРСУ не бастуют, а ему чего, больше всех надо?
– говорю, - Он играет по правилам. Единую тарифную сетку отменили. Приказа щемить хамоватых руководителей сверху не поступало. Гуляй пока, рванина. Пардон, уже не рванина, а господа, директора.
– Но, ведь кто-то должен..., - словно обиженный первоклассник, тянет охранник.
Кто-то должен, всегда кто-то должен. Не удивлюсь, если это сидит в нас на генном уровне. Так, что обижаться тут нечему. Губернатор не защитит. А кто? Пора бы осознать, что царя-батюшки давно нет. Это ему было выгодно заботиться о своих подданных. Он оставлял государство сыну. С семнадцатого года мы уже даже и не подданные. Сначала мы стали "большинством", гегемоном (прости господи), затем не менее абстрактными строителями социализма и коммунизма, на нынешнем этапе удостоились нового прозвища - электорат. Ещё одну дрянь иноземную в наш язык привили - электорат. То ли электричка, то ли трактор, нечто большое и неодушевлённое. К людям обращаются "народ" лишь в лихую годину. Логично, что я в душе против периодичной смены власти. Это всё равно как в семье жена начнёт раз в четыре года приводить нового мужа. Что за семья такая будет? Но об этом я вслух никогда не скажу. И поэтому я отшучиваюсь:
– Да у нас страна сплошных должников. Кто должен соседу, кто банку, кто-то должен лечить, а кто-то - учить. Законы должны работать, а правосудие нести справедливость. Ей богу, страна должников. И при этом мы молимся: "... и оставь нам долги наши, как и мы оставляем должникам нашим..." Парадокс. Вот когда станем страной обязательств, тогда всё наладится.
– Дождёшься, - скептично хмыкает охранник.
Я же полон радужных надежд:
– Нам не привыкать. Приход Христа веками ждём, коммунизм нам к двухтысячному году обещали. Терпели, верили. И другое светлое будущее подождём. Доля наша такая терпеть и надеяться. Главное - вера. С ней легче. Вот так-то, брат.