Библиотекарь
Шрифт:
Ужин проходил в молчании и мрачном жевании холодного печеного картофеля и вяленого мяса, которое заботливая Изабелла захватила перед уходом. Мясо было вкусным, но очень жестким и спустя сутки челюсть болела так, словно ты на ужин ел не мясо, а старый матрас. Впрочем, мясу обрадовался лишь Колобок, готовый сожрать не только жесткий ужин, но и пару поросших мхом стульев.
После ужина, мы расположились на ночлег, прислонившись спинами к стенам. Ник, как обычно, вызвался покараулить и на сей раз, он был внутри, присев на корточки возле входной двери, предварительно подперев ее громоздким шкафом,
В наступившей тишине слышалось лишь тяжелое дыхание спящего Колобка и шуршание от мешочка Изабеллы, которая лихорадочно искала нужные ингредиенты для защиты. В дверь снова постучали, еще более настойчивее, а затем, у крайнего к двери окна, дернулась занавеска. Затаив дыхание, я аккуратно перебрался ближе к выходу, сжав в потной ладони рукоять Клинка Света. Меч слабо вибрировал, как и в пору ночного сражения с пауками. Неужели он так чувствует врагов? Увы, ответа на этот вопрос не было. Зато вернулся стук. На сей раз робкий и тихий. А потом послышался шорох, будто кто-то особо когтистый провел острыми когтями по дереву. Ник показал мне средний палец и губами высказал все, что думает, о выборе места для ночлега на землях болотных упырей.
— Чаво молчитя? – раздался в тишине скрипучий голосок. Изабелла побледнела и схватилась за сердце. – Хату заняли и молчать! Открыват ужо, хватя молчат.
— Чё за дрянь? – шепотом спросил Ник, несмотря на мои попытки, заставить его умолкнуть, а потом добавил чуть громче. – А ну, пошли нахуй! Наша хата, что хотим, блин, то и делаем.
— Стал быть, сидитя там? – не унимался голосок. – Можа пуститя меня? Старая я стала, а ножки ватны та.
— А ты кто? – воинственно буркнул толстяк. – Говор у тебя странный.
— Живу я тута. Давно ужо живу. Моя хата.
— А вот и нет. Теперь наша. У нас тут десять жлобов с дубинами. А ну как отхуярят тебя по сопатке и напрочь забудешь про хату. Это, бля, рейдерский захват.
— Та не собираюс я выхонять вас та. Спитя, ешьтя, мне та шо. Я токмо одеялка возьму и усе.
— Что делать будем? – тихо спросил я Изабеллу, но девушка пожала плечами.
— Чертов камень не показывает активности. Значит, за этими дверями нет врагов, — ответила она, сжимая в руке странный камушек, который сиял ровным розовым цветом.
— Если мы тебя пустим, ты не будешь нападать? – громко рявкнул Ник, находящийся ближе всех к двери.
— Не, милок. Стара я та. Мне токмо одеялка взять и усе, — рассмеялся голосок. Я подал толстяку знак и крепче сжал меч, готовый к любому развитию событий. Ник вздохнул и, поднатужившись, сдвинул с места шкаф, а затем, резко распахнув дверь, втащил того, кто за ней стоял внутрь дома.
— Бабка, блядь, — констатировал он, вновь блокируя дверь. – Ты чего старая тут забыла? На землях упырей.
— Погоди, — поморщился я и, чиркнув зажигалкой, внимательно посмотрел на ночную гостью.
— Она зеленая, — закончила за меня Изабелла. – Болотный упырь.
В центре
— Взяла одеяло и вали давай, — грубо сказал он, чем заработал уничижительный взгляд от Изабеллы, которая, рискнув, подошла ближе к старухе.
— Кто вы? – спросила девушка, заглядывая хозяйке домика в лицо. – Вы упырь, да?
— Да, — тихо ответила та. – Давно я ужо скитаюсь по болотам та. Помню, как тута деревня больша была, робенков многа бегала, да живнась всяка на лугах паслась. Я тута и жила та, донька.
— Вас превратили, верно?
— Не знамо, дитачка. Не знамо шо случилася. Помню токмо, как проснулась и глаза мне солнцем та опалило. А кожа на руках та зелена и шершава. И пить хотца. Шибко. Но не водицы, а кровушки. Так я деда и выпила.
— Ебать, — рек Ник, подходя ближе. – Изабелла, ты бы подальше отошла. А ну как ей захочется и тебя выпить. Слышь, старая. Мы тебе не коктейли, блядь.
— Выпила деда. Сладкой он был, добрай, — тихо продолжила старуха, не сводя с Изабеллы желтых глаз. – А потома голод пришел. Ушла вся деревня та с главным упырам та. А я тута осталас. Змей пила, жаб усяких та. Инохда кабанчика ловила, да зайчишу. Теплы воны были, сладки и добры. Давно бабушка не пила человекав та.
— И не попьешь, — грозно ответил я, беря Изабеллу за руку и отводя в сторонку. Девушка посмотрела на меня затуманенным взором и коротко вздохнув, обмякла. – Что ты с ней сделала?
— Попить бабушки та надыть, молодец, — теперь глаза старухи смотрели на меня. – Стара бабушка стала. Силов у ней нема, а жит та хотца.
— Нет, — неуверенно ответил я, отступая к стене. Голова слабо закружилась, а к горлу подступила тошнота, но я не смел оторвать взгляд от старухиных желтых глаз.
— Да. Попить бы бабушке. Капельку сегойта, дитачка.
— Ник, — жалобно буркнул я, опираясь рукой на стену. – Она гипнозом владеет.
— А ну отъебись от них, — рявкнул толстяк, подлетая к старухе и впечатывая ей по спине ржавой кочергой. Но упырица, на удивление, даже не покачнулась. Лишь зыркнула злобно в сторону того, кто ее ударил.
— Попить бабушке, милок. Дай попить кровушки, — загундосила она, избрав следующей жертвой Ника, но тот нетерпеливо взмахнул рукой.
— Не действует на меня твое колдунство, старая. Я, бля, волшебная вещь.
— Сладкий робенок та, — бубнила старуха, подходя ближе. – Поцалуй бабушку та. Шо ты кривляися?
— Уйди постылая, сгинь к ебеням! – заорал толстяк, врезав кочергой прямо по голове старухи. Но та лишь ехидно ощерилась и проворно отскочила в сторону, после чего открыла рот и издала причудливую трель, похожую на какой-то условный сигнал.