Библиотекарь
Шрифт:
— Сказки стали такими, какими их сделали вы, — тихо произнесла Изабелла, заставив мою душу кровоточить еще сильнее. – Вернись домой и живи дальше, Тима. Ты хороший человек и обязательно найдешь свою даму сердца, которая… которая…
— Нет, Белла, — прошипел я, глотая горькие слезы.
— Белла. Мне понравилось, когда ты меня так назвал, — робко улыбнулась девушка. – Я так много тебе не сказала, Тима…
Я бережно уложил Изабеллу на расстеленную мантию и, взяв в руки клинок, обратил взгляд на ангмарца, который стоял рядом. Назгул желчно рассмеялся, а затем протянул мне правую руку. Иссохшая длань, ставшая абсолютно ненужной.
—
— Тьма всегда будет внутри меня, как и добро. Таков Порядок, — ответил я, скрежетнув зубами, а затем, коротко размахнувшись, обрушил меч на протянутую конечность. Одна секунда, казавшаяся мне вечностью. Крик ангмарца, раздирающий перепонки, бледная Изабелла с улыбкой на прекрасном лице, падающая на пол перчатка. Все смешалось, а в меня ударила волна зла такой силы, что даже Клив-Солаш почернел и ощутимо нагрелся. Назгул яростно выл, держась свободной рукой за покалеченную руку, на месте которой была пустота. Темная и безжизненная.
— Меня не убить смертному мужу! – прошипел чародей, возвышаясь надо мной, как скала. Я лишь недобро усмехнулся.
— Ты правда так думаешь? Давно уже найдено полное пророчество Глорфиндела, от которого ты позорно сбежал. «И падет он не от руки смертного мужа. Лишь рожденный извне нанесет решающий удар». Фанфик четырнадцатилетней девочки, мудила. Кто же знал, что рожденным извне будет попаданец из другого мира, — вскочив на ноги, я резко вонзил меч в то место, где у любого человека находится сердце. Если у предводителя назгулов оно было, то я его проткнул. – Жри пингвинье говно, как любит говорить мой брат.
Ангмарец потрясенно уставился на меч, торчащий из его груди и в который раз протяжно взвыл. Но сейчас выл не только он, но и его слуги и, казалось, даже Минас-Моргул ревет от ярости и боли. Я выдернул меч Нуаду из бесплотного тела назгула и, увидев, что на черной от копоти стали появились трещины, осторожно вложил его в ножны. Среброрукий мог бы гордиться своим оружием, отправившим Короля-чародея в Хаос. Я знал, что он больше не вернется. Пророчество сбылось и пусть оно не было написано по канонам, но этот мир зависит от нашего.
С тяжелым сердцем возвращался я обратно к лодке, в которой меня ждал Эллиот. Домовик, увидев кого я несу, раболепно выскочил и помог мне устроить Изабеллу поудобнее. Она не должна была остаться здесь. Такой чистой душе не место в цитадели Зла.
Эльф метнул в мою сторону осторожный взгляд и, все поняв, отчалил от берега. А я смотрел вдаль. Туда, где начиналась граница между континентами. Остался позади Минас-Моргул, утративший с гибелью ангмарца мертвенно-зеленый цвет. Остались позади друзья. Только я один плыл вперед, сидя в лодчонке домовика и сжимая руку Изабеллы. Теперь я понимал Мортимера. Мое сердце тоже треснуло и разбилось на тысячи безликих осколков.
Глава девятнадцатая. Хранитель Порядка.
Вернувшись в столицу, я медленно шел по главным улицам в сторону башни Великого Колдуна, держа на руках Изабеллу. Благодаря порошкам из ее мешочка, мне удалось сделать так, что она казалась живой и просто спящей. Прохожие, попадающиеся мне на пути, быстро уступали дорогу, стоило им только посмотреть на мое лицо, не выражающее никаких эмоций. Даже стражи у входа в город
Усталость давила на плечи, ноги стерлись до кровавых мозолей, а спина, куда упирался моргульский клинок, болела. Но я шел вперед молча. Я обещал Изабелле, что мы пройдем этот путь до конца и вернемся домой к Мортимеру. Уличные торговцы, обычно шумные и крикливые, обходили меня стороной, лишь изредка хлопая по плечу в знак сочувствия. Лишь тишина и удивление не привыкших к подобному людей, сопровождали меня. Но мне было плевать. Куда больше меня волновал Мортимер.
Дверь, ведущая в башню колдуна, тоже без проблем открылась, а лица, скорбно что-то пробурчали. Поднимаясь вверх по ступеням, я не думал об усталости, хоть я чертовски устал. Перед глазами мелькали двери с бронзовыми табличками на них. «Библиотека», «Лаборатория», «Комната слуг», «Спальня Изабеллы», «Спальня для гостей», «Ванна». Хмыкнув, я горько улыбнулся, увидев дверь, ведущую в мою комнату, где я когда-то спал и не думал, что отправлюсь в смертельно опасное путешествие, в котором потеряю немногочисленных друзей. Пропал даже Колобок, исчезнув в замке назгулов. Я не знал, жив ли он или нашел приют в одном из холодных склепов, будучи разрубленным на куски острым мечом. Остался я один. «Портал всегда просит жертвы» — как сказал Мортимер, и сейчас я понял его слова.
Когда я вошел в кабинет, старик читал книгу. Он радостно поднял глаза, а затем в них вспыхнула такая боль, что у меня подкосились колени. Дальнейшее было, как в тумане. Я положил Изабеллу на кушетку и, оставив отца с дочерью, вышел прочь. Сейчас мне хотелось курить и забыться с помощью чего-нибудь крепкого.
Найдя на кухне пару бутылок старого вина, я отправился не к себе в комнату, а в комнату Изабеллы, где ни разу не бывал. Башня позволила мне войти. Я услышал лишь как щелкнул замок, и тихонько скрипнула дверь. Из комнаты лился яркий солнечный свет. Живительный и теплый. Сглотнув тяжелый комочек, я вошел внутрь и, грустно хмыкнув, осмотрелся.
Повсюду лежали книги и исписанные блокноты девушки, обрывки свитков, содержащие рецепты для заклинаний, а на стене висела маленькая карта сказочной страны, где булавками были отмечены различные места, а чуть ниже висела записка, гласящая о том, что следует посетить в первую очередь. Среди этих мест были и Опаловые Горы, и даже Проклятая топь. Изабелла была ученым, исследователем и безумно хотела изучить родную страну.
Я присел на краешек кровати и случайно поймал тонкий запах. Так пахла Изабелла. Легкий аромат корицы и мяты. Сердце вновь защемило и я, вздохнув, открыл бутылку вина, а затем опустошил ее наполовину прямо из горла. Сколько я так просидел, одному Богу известно, но просидел я долго.
На следующее утро, я робко постучался в кабинет Мортимера и, услышав приглашение колдуна, вошел в кабинет. Сейчас Мортимер сидел в своем обычном виде, стандартного мужчины пятидесяти лет, только вот лицо его выглядело на все семьдесят. Оно было опухшим, а красные глаза смотрели на меня с немым укором. Затем я, не стесняясь чувств, подошел к нему и просто обнял уставшего человека, как и он обнял меня. Просто и по-доброму.
— Прости, Тимофей, — тяжело произнес он, разливая дрожащей рукой чай по чашкам. – Я был потерян. До сих пор все, как в тумане.