Бифуркатор
Шрифт:
– Дадада, – вяло отзывается опарыш, и слышу, как он падает в кровать.
Я даже к Веронике не вернулся. Просто перекатился на другой бок и испуганно уставился в темноту. Сон всё больше одолевал меня, а сознание вспоминало каждую мелочь дня, и страх всякий раз новым кольцо обвивался вокруг сердца. Что если опарыш прав? Как так удачно он отгадывал сегодня каждый шаг?
Чёрт!!!
Артём, о чём ты думаешь? Ты в себе или нет? Лежишь и осмысляешь бредни мелкого идиота?
Так во мне боролись разные точки зрения ещё долго, прежде чем беспокойный
ПОХОРОНЫ ПУСТОТЫ
Уже утоптана земля,
И на нее цветы легли,
И все молчат, она одна
Еще кричит из-под земли.
The Matrixx
Я Сам
*
Мне казалось, что я только что закрыл глаза, открываю, а уже солнце бьёт в окно. Ночь пронеслась тёмным беспокойным пятном. С тяжёлой головой я уставился на телефон, что спал на соседней половинке кровати. Сердце заколотилось, я схватил его и активировал экранчик. Внизу высветилось:
10.30
24 июл.
Я откинулся на подушку и засмеялся про себя.
– Опаааарыш, ты мой слуга на весь день, – говорю я и смотрю на пустую кровать в углу. Гадёныш, уже слинял. Конечно, теперь весь день будет скрываться по друзьям, чтобы долг не отдавать, но я завтра ему припомню.
Тащусь в ванную чистить зубы. И всё же, я дурак. Поверил мелкому. И его убить мало! Выставил меня идиотом, хотя, троллинг тонкий, достойный восхищения. Поэтому, как только увижу опарыша, сначала восхищусь им, а потом убью. Да. Молотком, как он вчера и просил.
Дом пустовал. Отец на работе, мать, вероятно, снова в магазинах, опарыш смылся к друзьям. Я вновь делаю себе яичницу. Как-то отец, узнав, что я фигачу её каждый день, заметил:
– Мне бы так, но с моим холестерином яйца я вижу только во сне.
Шутка мне показалась пошлой. Я посмеялся, но всякий раз как лезу утром в холодильник, задумываюсь, вдруг есть яичницу каждый день и правда вредно? Хотя, в тринадцать ты вообще не веришь слову вредно. Поэтому, завтракаем в классическом варианте.
После, ещё несколько часов я пропадаю в сетях, в надежде выловить Веронику. Она то ли спит, то ли занята иными делами, меня даже укол ревности пронзает. Что в её жизни может быть важнее меня?
В итоге вновь звоню Стёпке и иду к нему. Серый возле дома занимается машиной, хотя, чёрт возьми, он всегда занимается ей. Русая голова выглядывает из-за открытого бампера, рука, сжимающая отвёртку, приветливо машет мне.
Тётя Марина, мать Стёпки и Серёги, усаживает нас пить чай с вишнёвым пирогом, который испекла сама. Мать у моего друга вообще приветливая, любящая сразу
А вот отец у Стёпки наоборот, часто ворчал, слова из него не вытянешь. И характер его подтверждался вытянутым лицом, острым носом и тонкими губами. Такими я себе часто представлял фашистов.
За ленчем мы беседовали в основном о девчонках, впрочем, о чём ещё могут говорить ребята. Хотел дорассказать о вчерашней выходке опарыша, но разговор сразу пошёл о девчонках. В общем, в тот день, мы решили опять с ними погулять, но до тех пор, пока они не позвонили и не вышли в сеть… решили, что не плохо бы порубиться в какую-нибудь игруху.
Компьютеры стояли и в комнате Серого и в комнате Стёпки, машины соединялись локальной сетью, поэтому мы немедля ушли в сетевую стрелялку, и день пролетел незаметно.
Прервала меня лишь мама, позвонив и строго спросив:
– Андрей где?
– Наверное, от меня скрывается, – усмехаюсь.
– Он хоть ел утром?
Я пожимаю плечами, поглядывая на прицел в центре монитора, и отвечаю:
– Ну конечно, не пойдёт же он к друзьям на голодный желудок.
– Не задерживайся, – последнее извечное напутствие всех мам.
И снова монстры-монстры-монстры!
Мы лежим со Стёпкой во дворе и смотрим на облачное небо, затягивающееся сумерками. Серый куда-то смотался, тётя Марина в нескольких метрах от нас окучивает розы.
– Ну что? Будем выискивать девчонок на сегодня? – спрашиваю.
– Думаешь, стоит? – задумчиво говорит Стёпка, жуя стебелёк, кажется, тимофеевки.
– Не знаю, уже поздно, но погулять с ними недалеко от дома можно было б.
– Ты этого хочешь?
– Ну, – я кошусь в сторону тёти Марины и снижаю тон. – Блин, Стёпка. Я всю ночь думал о Веронике. Ты видел её глаза?
Тут я соврал. О глазах Вероники я думал половину времени, остальную половину я очковал, что завтра проснусь снова в двадцать третьем июле.
– Видел, – беззаботно вздыхает Стёпка, глубоким взглядом сквозь очки изучая облака.
– Ты же ведь тоже хочешь погулять с Ольгой?
– Может быть, – отвечает друг.
– Слушай… – я сбиваюсь и стараюсь пробить одно из облаков взглядом. В нашем возрасте, задавая такие вопросы, стесняешься глядеть друг другу в глаза. – А ты с ней целовался уже?
– Естественно, – хмыкает Стёпка.
Мне становится легко, и я тут же признаюсь:
– Я с Вероникой тоже.
Повисает неловка пауза, и Стёпка вдруг говорит:
– Давай я позвоню им.
– Идея на пятёрку с плюсом, – улыбаюсь я.
Потом Стёпка достаёт сотовый и набирает номер Ольги. Я не слышу, что она говорит, но ответы Стёпки меня печалят.
– Они не могут, – вздыхает друг, отключая связь. Весь день были в городе, сейчас устали, говорит, как собаки… – Стёпка усмехается и с любовью разглядывает трубку. Ох, я знаю это чувство.