Билет до станции «Счастье»
Шрифт:
– Другая, совсем не такая, о какой я мечтала.
– В каком смысле?
– Разве не ясно? Стефана больше нет.
– Он повез тебя в Европу до знакомства с семьей. Тебе не кажется это странным?
– Вовсе нет. Если ты относился к нему с таким же презрением, как и ко мне, то у него было бы не слишком приятное начало семейной жизни. Разве нет?
– Что нет?
– Разве ты не относился к нему с презрением?
Николас не любил, когда его бьют его же оружием.
– Он не рассказывал тебе о своей семье? – спросил он вместо ответа.
– Нет, не рассказывал. Я ничего не знала о вас, пока
– Ты хочешь сказать, что потеряла голову от любви к моему брату и вышла за него замуж, ничего не зная ни о нем, ни о том, способен ли он заботиться о тебе. Неужели тебя не интересовало, как он зарабатывает на жизнь? И зарабатывает ли вообще?
– Я знала о его пьесах. На Востоке они имели большой успех.
– То есть ты думала, что выходишь замуж за пробивающего себе дорогу драматурга. И вдруг, о чудо, оказывается, что его семья сделала немаленькое состояние в металлургии.
– Мне никогда не нужно было ни цента из вашего состояния, – сказала она, сверкнув голубыми глазами. – Ведь это ты приехал за мной, ты увез меня из больницы. Ты привез меня сюда. Леда настояла на покупке для меня новой одежды. Я все приняла потому, что она хотела этого.
И как жене Стефана ей все это полагалось. И даже больше. Если он будет грубить Клэр, это не вернет Стефана и не облегчит его страданий.
Причина его раздражения была в другом – он понимал, что Клэр наполнила смыслом существование его матери, и это убивало его.
– Теперь ты Холлидей, – сказал он, поворачиваясь к ней. – Неважно, кем ты была до этого. Неважно, почему Стефан женился на тебе. И теперь я отвечаю за тебя. Но и у тебя появились определенные обязательства.
– Что ты имеешь в виду?
– Мы поговорим об этом завтра. Мне нужно поработать над кое-какими бумагами.
– И закончить бутылку бренди.
– Если сочту это необходимым.
– Уверена, что сочтешь.
– Спокойной ночи. – Он вышел и закрыл за собой дверь. Самообладания ей, конечно, не занимать, однако и он молодец – сделал правильные выводы. Наконец она начала показывать свое истинное лицо. Не такая уж она и застенчивая, какой притворялась вначале.
Николас валился с ног от усталости. Теперь все-таки станет легче. Он знал, что будет тяжело сообщать матери о крушении поезда, опознавать тело Стефана и переправлять его домой. Было утомительно искать Клэр и заботиться о ней и ребенке. Но сегодняшнее появление перед друзьями и родственниками забрало его последние силы. Теперь будет легче.
Разумеется, если не считать, что теперь придется бороться с влечением к собственной невестке и чувством вины, терзавшим по ночам.
Он проверяет ее и не скрывает этого, а она не знает, что говорить. Она понятия не имеет, какими людьми были Клэр и Стефан Холлидей, и неизвестно, как долго ей придется пользоваться гостеприимством их семьи. Нужно что-то делать со своей неосведомленностью. И чем скорее, тем лучше.
О Стефане она может поговорить с Ледой. Леда любит рассказывать о сыне. Вполне естественно, что две женщины обсуждают свою потерю и делятся горем.
С Клэр дело обстояло сложнее. Чем больше Сара об этом думала, тем сильнее убеждалась, что, скорее всего, Николас прибегал к услугам частного детектива. А если это так, то результаты расследования должны
От Леды и слуг она знала, что Николас ездит на фабрику каждый день. У нее созрел план.
На следующий день за ужином Сара пригласила Леду к себе в комнату. Они пили чай и играли в крибидж [2] у камина.
– Расскажите мне, каким Стефан был в детстве, – попросила Сара.
Леда слабо улыбнулась.
– Он был таким же жизнерадостным, как и потом, уже став взрослым. Конечно, он немало проказничал, но был добрым и любящим.
– А в школе?
Леда рассказывала историю за историей и, как Сара и надеялась, периодически вспоминала и его взрослые годы. Сара внимала каждому слову, задавала вопросы, смеялась и плакала вместе с ней. И с ужасом думала о том дне, когда ей придется сказать Леде правду.
2
Крибидж – карточная игра.
На следующий день рано утром приехал доктор.
– Думаю, вам уже можно ходить на костылях. У вас ведь не было приступов головокружения или потери равновесия?
– Нет, – ответила Сара, – я чувствую себя хорошо.
– Рекомендую вам по ступенькам без посторонней помощи не ходить.
На следующее утро Сара обнаружила, что уже может сама спуститься по лестнице. Выставляя костыли вперед, она медленно, но решительно направилась к кабинету Николаса. У нее мало времени – пока спит Вильям.
Все документы Николаса были аккуратно разложены по ящикам. Сара с сожалением обнаружила, что ящики письменного стола заперты. В поисках ключа она начала осматривать столешницу и все доступные горизонтальные поверхности. Безрезультатно.
Вильям может вот-вот проснуться. Пора было возвращаться.
Сара подхватила костыли и выскользнула из кабинета, закрыв за собой дверь.
Леда и Вильям отдыхали днем в одно и то же время. Кроме того, горничные убирали дом по утрам, поэтому днем Сара меньше рисковала. На следующий день она оставила миссис Трент дремать в кресле-качалке возле детской кроватки, а сама пошла проверять комнаты второго этажа.
Сара доковыляла до коридора, переходящего в отдельное крыло. В доме было тихо, не считая приглушенного стука ее костылей по покрытому ковром полу.
Коридор заканчивался массивными двойными дверями. Оперевшись о костыль, она открыла одну из дверей.
Маневрируя так быстро, как только могла, Сара вошла и закрыла за собой дверь, отметив, что горничная уже успела здесь побывать – кровать была убрана, а комната сияла чистотой.
Огромная комната была обставлена тяжелой мебелью: массивные кресла возле камина с одной стороны, письменный стол в углу и огромная кровать на возвышении с витиеватой резьбой по деревянной доске в изголовье и изножье. У стены комод. Еще одна дверь вела в гардеробную, а другая – в небольшое немеблированное помещение.