Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
– В Гончарном переулке погиб подполковник государственной безопасности Антон Афанасьевич Климентьев.
Примерно через час, Старцев вернулся от комиссара Урусова мрачный и неразговорчивый. Начальник о чрезвычайном происшествии был, разумеется, проинформирован сразу, едва выяснилось личность человека, убитого в Гончарном переулке, близ Москвы реки. Несмотря на раннее время, он моментально примчался в управление и созвал экстренное совещание. Нападение на сотрудников правоохранительных органов и их убийство в столице случались и ранее. Чем тревожнее было время, тем больше наглели преступники. К примеру: в годы войны, в ответ на подобные бесчинства, сотрудниками уголовного розыска приходилось организовывать войсковые
– Вот теперь нам точно ничего хорошего ждать не приходится, - сказал старцев и плюхнулся на стул, - все стоят на ушах, телефонные аппараты в кабинете Урусова не умолкают. При мне он разговаривал с наркомом.
– Дело останется у нас?
– поинтересовался Егоров.
– Да, только теперь, братцы, на расследование нам определили конкретный срок.
– И сколько же?
– Трое суток.
Кто-то присвистнул, кто-то шумно вздохнул, кто-то выругался. Срок оперов не порадовал, если учесть, что до сегодняшнего дня, дела о ночных ограблениях ни на шаг не сдвинулось с места. Иван Харитонович открыл папку с надписью личное дело на белой бумажной табличке, принесённой с собой:
– Сейчас зачитаю данные Климентьева. Кстати Игнат, фотографии с места преступления готовы?
– Лаборатория обещала сделать за час – полтора.
– Дуй к ним, хватай за горло. Скажешь дело на контроле у самого наркома.
– Понял.
– Горшеня сорвался с места.
– А Бойко не звонил?
– Иван глянул на Василькова.
– Нет.
– Что-то он задерживается.
– Так там район будь здоров, пока всех обойдёт.
– Тоже верно. Значит так, начинаем: Климентьев Антон Афанасьевич, 1896 года рождения, уроженец города Моршанск, Тамбовской губернии, отец - рабочий суконной мануфактуры, мать – домохозяйка, шестеро родных братьев и сестёр, окончил семь классов уездной гимназии, в четырнадцатом году призван в армию, участвовал в первой мировой войне в составе и Юго-Западного фронта, рядовой, унтер-офицер, фельдфебель, подпрапорщик, ранение, демобилизация, лечение в Петербурге, работа в типографии. Октябрьскую революцию принял с воодушевлением и поддержал, печатал революционные листовки, плакаты. В восемнадцатом году записался добровольцем в Красную армию, командовал взводом роты батальона. В двадцать третьем году переведён на работу в НКВД.
– Старцев повернул раскрытую папку к свету и монотонно прочитывал строчку за строчкой.
Это было обычный биографический материал. Сухой, чисто канцелярский, изобилующий датами и событиями. Вряд ли он мог пролить свет на причины трагедии, приключившейся в тёмном переулке. Однако, как говорят, в уголовном розыске - информация лишней не бывает. А вдруг вылезет подозрительный штришок или какая-нибудь зацепочка? Он закрыл личное дело хотел что-то сказать, но скрипнувшая дверь отвлекла его. В кабинет вошли Бойко и Баранец, оба выглядели уставшими.
– Пусто, Иван Харитонович, обошли все переулки и улицы и набережные. Следов в прилегающих дворах много, но все давнишние, - доложил Олесь, - пятен крови тоже нигде нет, если не считать место, где произошло убийство. Подозрительных предметов не найдено. В общем, мы зря потратили три часа.
– Было бы странно, если бы эти паскуды наследили. Уже и так ясно, что мы столкнулись с опытными бандитами, - проворчал Старцев и кивнул на столовку.
– Подкрепитесь, там Костя сухари с консервами прикупил.
Срок на расследования убийства начальство определило небольшой, поэтому работа кипела, если
– Хреновые картинки, - пробурчал он и наконец-то распрямил.
– Не видно человека, ни лица, ни волос, ни одежды не разобрать. Только фигура и общие черты.
Горшеня искоса глянул на Старцева и виновато протянул:
– Да я сколько твержу начальству о том, что фотоаппарат пора менять. Объектив поцарапан, затвор барахлит, барабан плёнку плохо прокручивает.
– А я тебе сколько раз отвечал - напиши на моё имя докладную записку, - парировало начальство, - я её подсунул Урусову, когда он будет в хорошем настроении. Чиркнет комиссар на ней резолюцию и появится у тебя новый аппарат. Ясно?
– Так точно!
Иван подошёл к Васильковую и спросил:
– Совсем ничего не разобрать?
– Вот посмотри, - тот подал снимки, - пара штук неплохо вышло, как раз с перерезанным горлом, а остальные…
– Да уж, на остальных всё как в молоке. А тебя что собственно заинтересовало?
– Хотел повнимательнее рассмотреть тело, - ответил Александр, - мы ночью приехали на место последние и толком ничего не успели разглядеть.
– Дождись Василия, он дольше других его осматривал, либо поезжай в морг, - посоветовал Иван, вдруг встрепенулся и спросил. – Кстати, Костя, одежду и обувь убитого привезли?
– Нет я весь день в кабинете, никто не приезжал.
Старцев тихо выругался и заявил:
– Паразиты, сказал же, доставить в управление.
– Я съезжу, - успокоил товарища Васильков.
– Осмотрю тело, заодно прихвачу шмотки.
– Действуй.
Васильков сгрёб со стола папиросы, подхватил свой портфель и направился к выходу. В дверях он неожиданно остановился и спросил:
– Иван, а что ты решил по юным мстителем?
Старцев на секунду замер, шлёпнул себя ладонью по лбу, усмехнулся и сказал:
– Хорошо что напомнил, замотался я и забыл про них. Попроси дежурного чтобы привели всех пятерых в наш кабинет.
– Сделаю!
Глава 4
Пятеро парней, от пятнадцати до семнадцати лет от роду, стояли в самой середине кабинета. Оперативники, за исключением Старцева, занимались своими делами, но изредка пряча, улыбки, поглядывали на мстителей. Вид у тех был довольно жалкий, все помятые, чумазые, с торчащими вихрами.
Иван хмыкнул и поинтересовался:
– Ну и как вам первая ночь на нарах? Удобно было? Клопы и мухи не кусали?
Парни понимали воспитательную подоплёку колких вопросов, поэтому молчали.
– На самом деле, молодые люди, меня интересует один единственный момент, - старший оперативной группы прохаживался перед ними, опираясь на тросточку, - мне хотелось бы знать, как вы сами расцениваете свои поступки.
Старцев и большинство его подчинённых ожидали услышать раскаяние, просьбу простить, обещание ходить по струнке. Ведь показательная ночь в камере в таком юном возрасте не шутка. Но нет, не тут то было.